По ту сторону Псоу

Помню, декабрист Михаил Лунин писал в своём дневнике: «Мысли приходят мне в голову иногда по–русски, иногда по–французски, религиозные мысли — чаще всего по–латыни». Вот трагедия русских интеллектуалов XIX века — они думали по–французски, а Лунин к тому же перешёл в католицизм и начал думать по–латыни. Родная речь, уже переставшая быть для него родной, требовалась ему крайне редко, для обращения к какому–нибудь уряднику. Осталось ли в нем хоть что–нибудь русское? Осталось. Бесспорно. А сколько — взвесить невозможно. Нет таких весов.

Но это трагедия маленький оторванной группы интеллектуалов, и суть этой трагедии именно в оторванности от собственного народа. Но абхазы–то все говорят по–русски. Это выбор всего народа. И всё же вопрос остается: в какой мере абхазы думают по–абхазски, а в какой мере по–русски?

Конечно, сухумский журналист, который каждый день пишет по–русски, и думать начинает уже преимущественно по–русски. Структура мышления становится русской, а значит и ценности — русские. И разговаривая с ним, вы будете чувствовать, что он — такой же, как вы, что вы с ним ни чем не отличаетесь. И тогда вам покажется, что все эти разговоры о том, что «абхазов невозможно понять» — не более, чем красивые слова. И ни кто вас не будет разубеждать. И вы начнете писать про Абхазию глупость за глупостью. Потому что вы видели только русскую часть абхазской души. И это реальность. Но главного вы не видели.

Человек, который думает только по–русски — уже не абхаз. Но если бы абхазы имели склонность полностью отказываться от своей природы, их, как народа, уже давным–давно не существовало бы, они бы полностью растворились в других народах задолго до того, как на эту землю пришли русские. Трудно представить себе народ более устойчивый к ассимиляции. Только поэтому они и существуют ещё до сих пор. Значит, самый что ни на есть обрусевший сухумский интеллектуал в значительной мере остается абхазом. И эта мера нам не ведома.

А что говорить по отдаленные горные деревни Абхазии? Там–то много ли русского? Думаю, и там уже есть что–то русское. Но мало. Об этом исконно абхазском мире мы не имеем ни малейшего представления, а между тем любой сухумский профессор, который кажется нам совсем своим, с тем неведомым для нас миром связан неразрывными нитями. А мы об этом даже не догадываемся.

Русская составляющая в абхазском национальном сознании присутствует в пропорциях очень разных, да к тому же нам совершенно неведомых, при этом надо помнить, что это вам не проблема отношений с украинцами, абхазская ментальность даже чуть–чуть не напоминает славянскую. И всё же сегодня абхазы связаны с русскими уже не только политически, но где–то даже генетически. До определенной степени абхазы уже думают по–русски. И это тот якорь, который Абхазия навсегда бросила у русского берега.

Алексей говорит:

— В XIX веке Россия поставила перед Абхазией вопрос ребром: или Россия, или Турция.

— Кажется, это логично.

— Да, логично. Но ты пойми: мы слишком тесно были связаны тогда с Турцией, за 300 лет мы стали частью турецкого мира. Это всё так разом было не разорвать. Даже мой отец ещё свободно говорил по–турецки. Россия давила, абхазы побежали в Турцию. А сейчас? Ты думаешь, почему мои дочери учились в Москве, а не в Стамбуле?

— Понял. Потому что они говорят по–русски.

— Вот именно. А по–турецки они не знают ни слова. Сегодня у Абхазии нет выбора. Только с Россией.

Даже Нодар, отнюдь не склонный рыдать у русских на груди, несколько раз настойчиво подчеркивал: «Абхазия находится внутри русской цивилизации». К этому факту можно относиться как угодно, но это факт, и к тому же — окончательный факт.

Маленький народ обречен на выбор большого друга. Он вынужден примкнуть к одной из сильных соседних цивилизаций. У Абхазии когда–то были варианты — сначала Турция, потом Грузия. Теперь вариантов уже нет. Абхазы ни когда уже не будут учить ни турецкий, ни грузинский язык. Да и с английским — не переусердствуют.

Я чувствую, что мы, русские, в это не верим. Для нас это очень больной вопрос. Мы привыкли к тому, что сначала малые народы просят нас о помощи, и мы только что не последнюю рубашку с себя снимаем, чтобы им помочь, и мы платим за их свободу русской кровью, но в благодарность получаем только ненависть и презрение. Сегодня мы со всех сторон слышим: «Русские, убирайтесь прочь».