По ту сторону Рая

— Это не твой ребенок, — четко повторяю я, смотря в темнеющие глаза. Рука на моей шее сжимается сильнее, но мне не страшно. Жутко от того, что я лгу, тем самым лишая ребенка отца. Но Глеб не оставил мне выбора.

— А чей? — вкрадчиво спрашивает он. — Кто тебя трахал за моей спиной? — звучит мерзко, но я сама это придумала. — Демченко? — его грудная клетка вздымается, а черные глаза заволакивает пелена. А я не могу ничего сказать, жесткая ладонь перекрывает кислород. Хватаюсь за его руку, пытаясь вдохнуть, но на мгновение хочется, чтобы кислород закончился, а с ним — и боль. Романов медленно разжимает пальцы и отпускает меня. Хватаю воздух, потирая шею и смотрю, как он встаёт с кровати и опять подходит к окну.

— Не молчи, сука! — рявкает он.

— Да, это ребенок Владимира! — Глеб застывает, но сжимает кулаки. — Не смей его трогать! — кричу я. — Не смей лишать моего ребенка отца! — Романов все равно начнёт копать и первым попадет Владимир.

Пока Глеб молчит, смотря в окно, начинает звонить его телефон, а я встаю с кровати и быстро натягиваю на себя халат. Он сбрасывает звонок, но телефон звонит снова. Очередная вибрация выводит его из себя. Вздрагиваю, когда Романов швыряет телефон в стену и тот разлетается на осколки, оставляя скол на моей стене. Смотрю на разбитый смартфон и боюсь поднять глаза.

— То есть мы с Демченко трахали тебя почти одновременно? — он хлещет меня едкими словами.

— Да. Ты же имел в это время свою жену. Мне хотелось отомстить, — говорю первое, что приходит в голову, а у самой голос дрожит.

— И как, получила удовлетворение от мести? Ты хоть кончила с этим ублюдком? Мм? — его голос сипнет.

— Какая разница? Главное, что я поняла, что люблю его, — наношу по нам еще один удар. Бью Глеба, а самой хочется загнуться от боли. — Мы всего лишь любовники. У нас был хороший секс, но не более. А с ним я хочу семью.

— Если я его не закопаю и тебя вместе с ним! Хочешь умереть с любимым в один день, в одной могиле? Думаю, это очень романтично, — идет на меня, пока не прижимает к стене. Не трогает, только заключает в плен, и я чувствую давящую волну агрессии, меня почти сносит от нее.

— Откуда столько ревности? В твоей жизни я только игрушка, развлечение. Поиграл и хватит, — не знаю, откуда во мне берутся силы все это нести, но я играю свою роль до конца. — Знаешь, ты был прав. Есть мужчины для секса, а есть — для семьи, — бью Глеба его же словами. Я чувствую его ненависть, вижу, как меняется его лицо, искажаясь яростью, наливаются кровью глаза, и молю бога, чтобы дал мне силы выдержать и не признаться Глебу, что лгу.

— Заткнись! — рычит и ударяет кулаком возле моей головы, оставляя на моей стене еще одну отметину. Дышит, тяжело со свистом, опаляя мое лицо, и смотрит в глаза, словно ищет там подвох. Мы на минуту зависаем, словно мир останавливается, и я четко ощущаю волну его боли. Настолько остро, что выступают слезы. Я буду жалеть о своем поступке, возможно, всю оставшуюся жизнь. Проклинать себя и рыдать ночами в подушку. Но я очень хорошо себя знаю — еще больнее мне будет от понимания, что я не единственная женщина в его жизни. Получается, что мы оба с ним законченные эгоисты.

Задерживаю дыхание, когда Романов обманчиво ласково проводит ладонью по моему лицу, гладит щеки, прикасается шершавыми пальцами к губам, и я прикрываю глаза, чувствуя, как слезы скатываются по моим щекам. А Глеб ловит их и размазывает соленые капли по моим губам. Мне кажется, меня разорвёт на части, и забрызгает кровью все вокруг. Каждое его ласковое прикосновение жжет кожу, оставляя ожоги и шрамы. Чувствую на губах вкус слез и его пальцев. Романов сам того не понимает — но в этом момент я мысленно сползаю к его ногам и оказываюсь внизу, как он и хотел.

— Я думал, ты моя женщина. Слышишь?! — шепчет хриплым голосом. — Мояяя! — тянет это слово, словно режет по сердцу. — Мне казалось, что ты неповторимая, безупречная, совершенная, — каждое его слово, как острая иголка, впивается мне под кожу, и становится трудно дышать. Губы, по которым он не прекращает водить, немеют и подрагивают. Зачем он это делает! Лучше бы надавал мне пощечин. — А ты обыкновенная шлюха, — усмехается, вдавливая пальцы в губы. — Каких тысячи, валяются под ногами! И я не спал с Оксаной с момента нашего знакомства. Не мог, что-то мешало. А тебе — нет… — опять усмехается, отталкивается от стены и отходит. Поднимает свой разбитый телефон, вынимает сим-карту и прячет в кармане.

— Не трогай Владимира. Не лишай ребенка отца. Не рушь нашу жизнь! — прошу его и бегу за ним в гостиную.

— Не могу ничего обещать. Уж извини! — зло, сквозь зубы, проговаривает он. Боже, какая я идиотка. Я же подставляю Володю, решая свои проблемы. Романов же действительно закопает его.

— Пожалуйста! — прошу я, цепляюсь за его руку, а он одергивает ее, словно я заразная. Романов идет в прихожую, а я — за ним.

— Может, и не трону, если скажешь, чем он лучше меня! Что тебе может дать эта падаль?

— Все, чего не можешь дать ты!