«Я самодостаточная женщина, которая способна дать своему ребенку все необходимое», — как мантру, повторяла я. Но по вечерам, за закрытыми дверями моей квартиры, все рушилось, и я превращалась в слабую, маленькую девочку, которая очень хочет любви, ласки, заботы и просто мужского тепла. И я рыдала в подушку, проклиная свой характер. Вроде, не все так плохо и я сама так хотела, но когда играют гормоны и настроение скачет из крайности в крайность, то разум уже не работает. Были моменты, когда мне отчаянно хотелось позвонить Романову и признаться, что солгала, просить, чтобы вернулся и был рядом. Но я била себя по рукам и кусала до боли губы, чтобы не сорваться.
Особенно тяжело было ходить в клинику, где меня наблюдали.
«
В один из визитов я не выдержала и прокричала моему доктору, что нет у нас отца и не будет! На меня смотрели как на сумасшедшую и кивали. Пришлось сменить клинику, и в новой я сразу обозначила статус «мать-одиночка».
Я думала, время вылечит, и я отдам всю свою любовь моей дочери. Но, как оказалось, любовь к мужчине и любовь к ребенку — это совсем разные вещи… Не было и дня, чтобы я не думала о Глебе. Я дико скучала, мою тоску усиливали гормоны. Я то срывалась на подчиненных, то хохотала над шутками бармена, то плакала над отчётами, когда цифры не сходились. Я старалась, очень старалась не думать о НЕМ, только мысли и воспоминания сами, без спросу, лезли в голову.
Труднее всего было общаться с мамой, которая отчаянно не понимала, где отец ребенка.
— Вот время пошло, мужики теперь никому не нужны, рожают для себя. Сильная она, независимая! А ребенку ты что скажешь? Что папа — космонавт?!
— Нет, я скажу, что он прекрасный человек. Просто так сложились обстоятельства.
— Обстоятельства! — отмахивается от меня мама, а сама прячет слезы. Я подхожу к ней, обнимаю и опускаю голову ей на плечо. Я знаю, что она не со зла, просто переживает.
— Он тебя бросил — да?
— Нет, все очень сложно, — выдыхаю я и плачу вместе с мамой, смотря, как кипит чайник на плите.
— Если будет девочка, назови Полиной, в честь бабушки.
— Назову, — киваю я, утирая слезы, которые никак не хотят останавливаться.
Говорят, в наше время модно быть сильной и независимой. Раньше я тоже так думала, а сейчас понимаю, что женщине просто необходим рядом мужчина намного сильнее. Плохо и страшно быть одной, особенно по ночам в холодной постели, обнимая подушку.
В один прекрасный день я поняла, что не выдержу одна. Я сойду с ума от сжирающей меня тоски, от одиночества и больной любви к Романову. Мне казалось, я сорвусь и буду умолять его вернуться, соглашаясь на все его условия.
У меня словно отняли очень значимую половину, и теперь я не могу быть полноценной. Поэтому я решила, что найду управляющего и перееду жить к родителям. Там большой дом, свой двор, сад и свежий воздух. Я почти это сделала, а потом вспомнила, что где-то рядом живёт Романов со своей семьёй. И струсила — испугалась, что могу встретиться с ним, его женой и сыном. Поэтому осталась одна в своей квартире.
Я не ждала Романова. Хотя… я лгу, где-то подсознательно мне хотелось, чтобы он пришел…
И вот он здесь, обнимает меня и обещает дать все, в чем мы нуждаемся. Честно, я думала, что Романов уже давно забыл про меня. Нашел себе новое развлечение и живёт в своих параллелях. А он пришел, когда я совсем не ждала. Все такой же красивый, сильный и уверенный в себе. Тот же неизменный идеальный костюм, рубашка, начищенные туфли и запах, от которого подкашиваются ноги. Он что-то говорит, обещает, а я ничего не слышу и не вижу из-за застилающих глаза слез. Только чувствую его руки на животе. Все, как мечтала — он аккуратно гладит мой живот, а дочка отзывается. Она реагирует на него, толкаясь в сильные ладони, и мы замираем, прислушиваясь к нашей дочери. Глеб аккуратно разворачивает меня к себе, стирает большими пальцами слезы, а потом целует соленые губы. И я теряю себя, забывая обо всем. Мне хочется раствориться в этом мужчине, мне хочется получить свою дозу любви, отпить немного счастья. Хватаюсь за плечи Глеба, чтобы не упасть, и позволяю себя целовать.
— Я безумно скучал, Стефания, — шепчет мне и опускается вниз, целует живот, через платье, потирается об него щекой. — Мои девочки, — усмехается, а мне снова хочется рыдать, потому что я дождалась его реакции на беременность спустя полгода. Может быть, если бы тогда он обрадовался этому факту, я бы не солгала.
— Глеб… — зарываюсь в его волосы. Нам нужно поговорить. Ведь я уверена, что в его жизни ничего не поменялось.
— Тихо, дай почувствовать вас, все слова потом, — и я замираю, гоня прочь дурные мысли. Я тоже хочу его чувствовать. Он нам необходим.