По ту сторону рассвета

Выяснилось, что танцевать он разучился. Он следовал за ней покорным и счастливым щенком, держа ее пальцы в своих, повторяя движения танца — однако ноги, такие легкие и быстрые в пляске смерти, такие чуткие к малейшим неровностям земли, такие твердые и в выпаде, и в стойке — отказывались повиноваться. Он был весь как деревянный, запаздывал с движениями, сбивался с ритма и наступал ей на ноги — она смеялась звонко, заливисто и совсем не обидно. Движения нарьи, тем не менее, она перенимала легко и ловко: стражник, наверное, немало позабавился… Они сделали по поляне круг…

— Почему ты остановился? — спросила Лютиэн.

…Потому что, сделав круг в нарье, мужчина должен был обхватить женщину руками и прижать к себе, отрывая ее ноги от земли и поворачиваясь на пятках, чтобы поставить с другой стороны… Вот такая фигура танца…

— Потому что пока еще в силах остановиться… — прошептал он. — Ты знаешь, что со мной, госпожа Тинувиэль? Знаешь, что я чувствую к тебе?

— Как я могу знать, ты ведь не говоришь ничего?

— Да как же я могу это сказать… Как я могу о чем-то просить, ведь если ты ответишь «нет», я просто умру на месте…

— Но почему ты сразу решил, что я отвечу «нет»?

— Потому что если ты ответишь «да» — это будет еще хуже. Это будет значить, что я навлек на тебя страдания, ибо моя судьба — это несчастная судьба, просить кого-то разделить ее — все равно что предлагать чашу с ядом.

— Ты именно об этом хотел меня просить?

— Нет, нет… — он запустил пальцы в волосы, растрепав их. — Если бы ты была adaneth, я бы попытался. Мне было бы не так важно, что ты ко мне испытываешь, ибо человеческой женщине бывает достаточно и просто влечения, и дружбы, и даже жалости, а мужчине — и того меньше… Я бы попросил у твоего отца твоей руки и мы были бы счастливы столько, сколько сможем. Может быть, нам удалось бы зачать дитя — и тогда мне было бы спокойней уходить на Запад, если такова будет воля Единого… Ты бы погоревала, а потом попытала счастья с кем-то еще, пока молода… Но ведь ты — elleth. Вы не можете соединяться друг с другом иначе как по любви, а кто сильно любит — тот тяжко страдает в разлуке. И вы не представляете себе иной любви, кроме слияния судеб… Твоя судьба — чистый лесной ручей, моя — бешеный горный поток, где с талой водой мешается грязь и несутся по течению коряги. Ладно, какая есть, такая есть, и другой не надо: но губить тебя я не хочу.

— Какой ты странный, Берен… Ведь если бы я могла сказать тебе «да» — это значит, я уже любила бы, и страдала в разлуке…

— Не так горько, госпожа моя, и не так долго. Одно дело — иметь и потерять; другое — так и не получить… Тем проще закончить, если и не начинать.

— Но ведь тот, кто имел и потерял — все же радовался, пусть и короткое время… А тот, кто из боязни потерь отказался от обладания, так и не был счастлив… Он все равно будет горевать в разлуке, и горечь его будет больше, потому что именно упущенные возможности рисуются воображению особенно заманчивыми…

Берен горько рассмеялся.

— «Пойми, Андрет-аданэт, жизнь и любовь эльдар питает их память; мы предпочитаем память о светлом и прекрасном чувстве, не получившем завершения, воспоминаниям о печальном конце…» Да неужели же за тридцать лет нельзя было научиться обходить грабли, на которых так славно поплясали твои родичи и сюзерены?! Андрет Мудрая, когда-то — Андрет Прекрасная, возлюбленная принца Аэгнора… она говорила, что память у меня лошадиная… Читать она сама не умела, но часто просила меня твердить ей наизусть ее старую беседу с государем нашим Финродом… «Если узы супружества и могут связать наши народы, то это случится во имя великой цели и по велению Судьбы. Краток будет век такого союза и тяжек конец его. И лучшим исходом для тех, кто заключит его, станет милосердная скорая смерть…» К Морготу и Судьбу, и великие цели — я не хочу для тебя «милосердной скорой смерти». Уходи, госпожа Соловушка. Оставь меня здесь. Через две недели я предстану перед твоим отцом… И если он отпустит меня — там, на войне, обрету я мир. Среди опасностей — успокоюсь. Я не хочу ни о чем спрашивать тебя, не хочу получить ответ. Я еще помню, как страдали Андрет и Аэгнор, мой лорд и сестра моего деда… Андрет умерла в день Дагор Браголлах. Увидела из окон зарево, схватилась за сердце и умерла. Так рассказывали. Меня тогда не было в Каргонде, я не видел.

Аэгнор, Ярое Пламя…

— Финрод был прав. Государь мой всегда бывает прав, — опустив голову, сказал Берен. — Если человек и эльф любят друг друга, как любили Аэгнор и Андрет, самое лучшее для них — умереть в один день…

— Что ж, расстанемся, сын Барахира. Если ты и твой государь правы — так будет лучше для нас обоих.

— Я провожу тебя.

— Как? Мой дом в двух лигах ниже по течению, а тебе запрещено уходить так далеко.

— Сколько смогу.

— Не стоит, Берен. Я в Дориате, у себя дома, здесь со мной ничего не случится.

— Я провожу, — сжатые губы, углубившаяся складка меж бровей — это означало, что он принял решение, и менять его не будет.