Они пробыли там до первых дней осени, когда заморозки начали прибивать траву, а ночи в пастушьей хижине сделались нестерпимо холодными. Раз в пять дней приходил кто-то из мальчишек, приносил муки, эля, свежих яблок — словом, всего, чего здесь не было. Рассказывал немудрящие деревенские новости — кто-то зарезал свинью, чья-то дочь нашла себе жениха в соседней деревне, хорошего и работящего, хоть и хромого и старого (страшно подумать — тридцать пять лет!). Никто из большого мира, где творились большие дела, не пересекал пределов владения Рианов, глухого и всеми богами забытого уголка почти на границе Анфауглит.
Через день после того, как стадо вернулось в деревню, началась новая страда — уборка яровой пшеницы и ячменя — которые от озимых не отличались ничем, кроме того, что их сеяли не под снег. И снова урожай был хороший, и снова была гулянка с танцами на выжатой стерне — в этот раз без соседей, эти поля не граничили, и Берен впервые протанцевал с Лютиэн нарью, со всеми полагающимися подхватами и прижиманиями.
А на третий день, когда похмелье прошло даже у самых рьяных выпивох, по дворам собрали гурт, чтобы гнать на продажу. С гуртовщиками должен был пойти и Радда — первый его поход дальше чем на лигу от деревни.
— Ты можешь сделать о чем я попрошу? — заговорил с ним в конюшне Берен.
— Да, — ответил мальчик.
— Отыщи в Каргонде или в замке Элвайд Нимроса дин-Брогана. Лет ему примерно столько же, сколько и твоему дяде Турвину, он носит зеленый с коричневым и белым, а пряжка его диргола сделана как арфа. Скажи ему — и только ему! — что ты знаешь, где живет госпожа, которую он проводил на север, но если он желает ее увидеть — пусть приезжает один к распадку между Маэд и Гваэд, у озера Аэлуин.
Радда серьезно и важно кивнул. Берен со вздохом отпустил его: будь это Руско, можно было бы просто сказать: ну, и посмотри в Каргонде, что там и как. И получить с его возвращением подробный ответ. А Радда, хороший и честный паренек, не отличался, к сожалению, той цепкостью ума. Если его попросить осмотреться, он нипочем не станет прикидываться глуповатым побродяжкой, которого помимо воли ноги не туда занесли, а будет ходить везде все с тем же серьезным задумчивым видом, и только у полного дурака не вызовет вопроса — «А ты что здесь высматриваешь?»
Гуртовщики вернулись через двадцать дней, привезли товар, выменянный за овец и коз, а у Радды при поясе оказалась пряжка в виде арфы.
— Он будет ждать тебя там, мардо, — сказал мальчик. — Только я ему не верю.
— Почему? — спросил Берен.
— Там был эльф, рыжий сын Феанора. Лорд Амрод, наверное. И этот бард говорил с ним, как будто ничего и не случилось. Будто ты не был ему князем или феаноринги не ищут твоей крови.
— Пусть это не беспокоит тебя, Радда. Я знаю холмы у Тарн Аэлуин как свои пять пальцев, — тут он усмехнулся криво. — И если бы Нимрос и вправду надумал меня предать, то я его и тех, кого он приведет, увижу — а они меня нет.
Кроме того, с ними шел Хуан, который чуял засаду за лигу. И весь расчет был на то, что трое путников смогут скрытно появиться в холмах, а вооруженный отряд — нет.
Однако же холмы у Тарн Аэлуин были пусты, никакие воины не скрывались там, поджидая неосторожного. И если не знать этих мест, как знал их Берен, то казалось, укрыться там совсем негде. Холмы эти были округлы, покаты и лишены древесного покрова — только многолетний вереск устилал их склоны. Оттого-то орки и не искали здесь отряд Барахира, что думали — спрятаться тут невозможно.
Но Берен отыскал промоину под нависающим камнем, такую большую, что туда можно было ввести коня в поводу. Так он и сделал — а потом зажег факел, и Лютиэн поняла, где находится.
Это было старое укрытие Барахира и его воинов. В яме на полу сложен очаг, и до сих пор кое-где в углах лежала вересковая труха: прежде там были постели.
— Здесь почти нет крови, — тихо сказал Берен. — Они рубились там, при входе. Два человека удерживали дверь, а когда они… падали… на их место заступали новые двое… И только отцу моему не нашлось пары: он встретил их вот здесь, спиной к стене, и бился один…
Берен поднес факел к стене, но там не было ничего. Ни следа крови.
— Видно, смыло, когда известняк запотевал в сырую пору, — вздохнул он. Привычным движением нашел щель между камнями и сунул факел туда.
— Пойдем насобираем хвороста, — Лютиэн шагнула ко входу — Я не хочу оставаться здесь ни одной минуты сверх необходимого.
— Я тоже.
Они вышли, но прежде чем пойти за хворостом, поднялись на холм — осторожно, чтобы никто не заметил их идущими по гребню.
Вся долина озера открылась перед Лютиэн. Спокойна и непроницаема была его гладь, у дальнего берега синел лес, ближний берег круто обрывался в воду, а между ними тянулась полумесяцем, как тонкая пектораль, полоска белого песка. Все берега были доступны взгляду. Редколесье перекрученных хилых сосенок, цеплявшихся за склоны, просвечивало насквозь.
— Здесь действительно не сможет скрыться никто, если не знает, где скрываться.