— Ну ладно, брось… Ты ошибаешься… Кто же мог прислать тебе настоящий кельтский бриллиант? Это ведь один из самых редких камней на свете, разве ты не знаешь, что его стоимость…
— Муромец. Муромец, — все так же шепотом ответила Василиса.
— Анисья Муромец? — всплеснула руками колдунья.
— Нет. Не Анисья, она прислала книгу… и зеркальце… ты видела. Ну прошу тебя, не смотри на меня так. Это Муромец. Ми… — Его имя не желало слетать с губ. — Я в тупике! — Она снова закрыла глаза ладонями, и плечи ее затряслись от плача.
Мама поднялась и принялась ходить по комнате. Пройдя до двери, а оттуда к окну, за которым еще позвякивали елочные игрушки, она остановилась и вздохнула:
— В небывалом тупике. Мы все здесь… В тупике.
Василиса медленно повернулась и взглянула на мать. Что-то новое открылось ей в ее чертах, что-то недоступное ранее стало вдруг очевидным.
— Не плачь, Василисушка. Скоро все пройдет.
— Нет-нет, как же это пройдет, если он женится на Марьяне Долгорукой! — вдруг вырвалось у Василисы, и даже собственный голос показался ей чужим.
— Но ведь это просто влюбленность… Поверь мне, она растает, как туман. Все забудется… — Мама обернулась и улыбнулась ободряюще. — А потом ты будешь вспоминать все это как глупость и смеяться…
— Я хотела, чтобы все забылось, но он прислал… прислал вот это…
— Это не самое плохое, что могло случиться, — сказала мама и поглядела в темноту за окном. — Дорогой подарок — это, пожалуй, самое безобидное, чем могут ранить девичье сердце красивые богатые наследники. — Она вновь принялась медленно ходить по комнате. — Хорошо, что он не способен на неблагородные поступки, — продолжила она через некоторое время. — Мы и сами видели, какой это приятный и достойный молодой человек, и такой скромный! О, я уверена, что в Заречье все девушки втайне влюблены в него. Я так понимаю тебя, Василек, я, если была бы в твоем возрасте, тоже переживала бы из-за того, что симпатизирую столь богатому наследнику.
— О, да ведь это же не из-за богатства!
— Ну-ну, конечно нет. Но богатство и родовитость делает этих юношей такими недоступными! А что еще нужно влюбчивой романтичной девушке?
Колдунья говорила все это, продолжая смотреть на кружащиеся за окном снежинки. Тем временем щеки Василисы запылали. Ей хотелось вскочить и бежать, бежать по холодному снегу, подальше от дома, подальше от тяжелого медальона с кельтским бриллиантом и подальше от тайны, что лежала между ней и Митей Муромцем.
— Но можно быть спокойной, я слышала, что он очень приличный и сдержанный — так все о нем говорят. Иначе тебе бы пришлось гораздо хуже, поверь мне. Иногда эти зазнавшиеся богатые колдуны кружат головы всем подряд. Я знала парочку внебрачных детей таких мерзавцев, — закончила мать, не поворачиваясь.
И вдруг на секунду Василисе что-то почудилось в ее голосе, что-то смутило ее во всей будто бы сжавшейся печальной фигуре, в том, что, произнося все эту успокоительную речь, она ни разу не оглянулась на дочь, будто бы желая скрыть свой взгляд. И в том, что из шутливого и успокаивающего голос ее вдруг стал тревожным.
— Мама, — почти неслышно произнесла Василиса, изумленная одной ужасной мыслью. — Мама, ты знаешь, о чем говоришь?
— Не расстраивайся, иди спать. — Колдунья наконец обернулась к дочери и снова улыбнулась. — А когда вернешься в Заречье, поговоришь с его сестрой — может, стоит вернуть украшение?
Женщина развернулась и быстрыми шагами вышла за дверь.
— Мама! — Василиса вскочила с дивана и бросилась за ней. — Постой!
— Да?
— Послушай… Напомни, кто мой отец?
— Твоего отца нет, ты же знаешь… Ну все-все, а теперь спать.
— Хорошо, но кем он был?
Колдунья остановилась и молча посмотрела на дочь.
— Мама, он ведь есть, есть, правда?
— Я не знаю… я не поддерживала с ним связь. Я ничего про него не знаю, честное слово, — вдруг сдалась колдунья, устало прикрывая глаза.
— Он, случайно, не был богатым и родовитым наследником?
— Василиса, мы не будем вспоминать о нем, хорошо?
— Митя, — Анисья окликнула брата.
Тот уже почти исчез за дверью своей комнаты на втором этаже. Он обернулся: усталость, вызванная неотступно преследующими его одиночеством и тоской, так одолела, что он даже не услышал, как сестра подкралась к нему. Анисья тоже выглядела устало: она уже распустила косы, и теперь волосы волнами спадали на ее плечи. Туфли она, по всей видимости, оставила в комнате, поэтому сейчас стояла на полу босиком.
Митя отметил про себя, что его сестра действительно очень красива. Даже сейчас, с распущенными волосами, без туфель и в халате, накинутом сверху на платье, она выглядела настоящей принцессой. Он словно впервые за долгое время увидел ее. Но тем не менее это не добавило желания с ней разговаривать.
— Ты что-то хотела?
Митя не мог простить ей того, что она наговорила Василисе в момент их ссоры. Ему казалось, что те слова и решили все, разрушили его мир. Но Анисья не понимала, за что он так к ней охладел.