По ту сторону реки [6 книг] [Компиляция]

Ленты зашевелились, из-за них показалась Баба Луца с медной пиалой в руках. На ней было алое платье, напоминавшее легкий халат, второпях наброшенный на плечи и неплотно стянутый на поясе. Митя с Севой от неожиданности приоткрыли рты, забыв о теме разговора. Луца усмехнулась, присела перед ними, окунула палец в пиалу и прикоснулась к их лбам, оставив там маслянистые, пахнувшие сладким персиком следы. В следующее мгновение она исчезла, а перед глазами у обоих сад легонько покачнулся. Нонна обнесла всех маленькими чашечками. Митя глотнул пряного напитка, и в кончиках пальцев потеплело, по позвоночнику пробежал ток. Он закрыл глаза и погрузился в созерцание разноцветных переливов, вспыхивавших на фоне бескрайнего космоса. Ему показалось, что сам он вдруг стал полым и невесомым и разводы розового, персикового и бирюзового по очереди наполнили его пустую оболочку.

На подушках уже расселись другие воспитанники. Двое играли на арфах, остальные тянули мелодию голосом. Голоса приумножались, звучали громче и громче, и Митя вдруг понял, что может подпевать, словно мелодия проходила от земли к небу прямо сквозь него.

Счет времени потерялся, Мите казалось, что небо над ним давно потемнело и звезды, как в августе, сыпятся градом — хоть лукошко подставляй. Но когда он открыл глаза, среди пушистых облаков виднелась голубая лазурь. Он вспомнил себя маленьким, едва научившимся ходить. На один из первых праздников Коляды в родительском доме он был наряжен медвежонком, отец подбрасывал его на руках, а Митя рычал, приводя в восторг бабушек и тетушек. Только мама не смеялась. Маму он почему-то вообще не мог вспомнить.

Видение переменилось внезапно. Это была избушка в Заречье, его стол, заваленный книгами и берестой, его колени, руки, а перед глазами полыхало рыжим, дыхание срывалось, когда губы прикасались к обнаженному плечу, и приятная тяжесть чужого тела была такой невыносимо сладкой, что сводило живот. Под его пальцами разлетались в стороны пуговки и петельки черного платья: первая, вторая, третья, девятая, одиннадцатая. Одиннадцать пуговиц, ну что за пытка! И как это у них обоих получилось не грустить в ту ночь? Не думать о том, что наутро они расстанутся навсегда… Словно они сговорились провести последние часы так, чтобы никогда их не забыть… Да, так и вышло!

Он приоткрыл глаза. Среди лент танцевали девушки и парни в пестрых накидках. Сева лежал рядом, но голова его покоилась на коленях Милы. Мила перебирала его волосы и как будто что-то вплетала в них. Можно было принять Заиграй-Овражкина за спящего, но его выдавала рука: пальцы медленно скользили по полному бедру сидевшей рядом красавицы Нонны.

Ленты взметнулись вверх, и все семеро сестер Глазатых с хохотом повалились на гору подушек.

— Мы пришли за сказками Агаты! — заверещали они, перелезая через Муромца — кто-то из них даже умудрился чмокнуть его в нос, протискиваясь между Милой и Нонной и бросаясь подушками в танцующих.

— Вы в очереди? — спросила Мира, покосившись сначала на разомлевшего целителя, а потом на Муромца.

— Да, первые! — пробормотал Сева. — Как только она начнет принимать, мы тут же к ней.

Девчонки отпихнули подоспевшего Костю Романова и его друга Дениса и потащили Севу вниз с горы подушек. Он кое-как поднялся на ноги и очутился лицом к лицу с рыжей русалкой.

— А, чужа-ак, — протянула Агата, по-доброму сверкнув бездонными глазами. — Ну, устраивайся! Будешь слушать продолжение про колобка.

— Нет у колобка продолжения, вот что меня беспокоит, — нашелся он, и Агата хитро рассмеялась.

Она подвела его к узорчатому пледу, где в круге свечей восседала ее слепая сестра с альбомом в руках.

— Сейчас Леля нарисует то, что видит, и я расскажу тебе историю.

Сева улыбнулся, глядя, как хрупкая девчушка сосредоточенно водит карандашом по листу бумаги. Он уже видел там неровные круги, плавающие в небе над холмом, от них к земле потянулись темные штрихи. Но в конце концов она закрасила всю картинку черным. Агата взяла рисунок, покачала головой и закрыла глаза. Парни и девушки в ожидании попадали на подушки, отложили музыкальные инструменты и миски с виноградом, только продолжала плыть откуда-то из-за стволов и лент трепетная мелодия поющих чаш.

Агата подняла к Севе лицо. Глаза ее были закрыты, но между прозрачных, чуть рыжеватых бровей проступила складочка. Все вокруг подобрались, подсели ближе и навострили уши.

— Когда промолвит слово камень… — Голос Агаты дрогнул.

Слезами небо холм зальет.
Судьба планеты в ряд расставит.
Ты знай, что твой пришел черед.
Ты — тьма, что в страхе отвергают.
Ты — страх, что прячут под замок.
Ты — в нас, тобой душа сгорает.
Ты ветра вой и страшный рок.