По ту сторону решетки (СИ)

— Хорошего? — лукаво подмигнула Оксана, когда я села на кровать напротив нее, а заметив, что я отрицательно качнула головой, продолжила: — Или это у тебя на фоне беременности гормоны буйствуют?

Напоминание о возможном ребенке заставило меня тяжело и напряженно вздохнуть и стерло улыбку с лица, поскольку неожиданная встреча с Земсковым вытеснила мысли о нем из моей головы.

И всё же мне нужно как-то узнать, существует ли в действительности этот ребенок или это плод Оксанкиной фантазии.

— Девочки, а мог бы кто-нибудь из вас попросить своих передать сюда тест на беременность? — спросила я, переводя взгляд с одной на другую.

Ирка удивленно подняла брови:

— А чего сама не попросишь?

— Чтобы мама с ума сошла от беспокойства? — ответила я вопросом на вопрос, нервно закусив губу.

Аллочку я бы тоже просить не стала, понимая, что она из благих побуждений точно ляпнет об этой новости Сашке, а тот, в свою очередь, растреплет Лазареву. А Дэну об этом пока знать не желательно. Сначала я сама должна получить какую-то определенность.

— Без проблем, — отозвалась Оксана. — Старшую дочь попрошу, она в ближайшие дни передаст. А сама-то ты как думаешь, беременна или нет? Такие вещи обычно интуитивно знаешь, еще до тестов.

Наверное, так оно и было. Каждая женщина должна была почувствовать зарождение внутри новой жизни. Точно знать, что внутри твоего организма отныне бьется не одно сердце, а два. Но я не знала. Интуиция коварно молчала, не желая подавать никаких знаков, и я пожала плечами.

Но мысли в моей голове, до этого дня вяло скрипевшие, словно вековые деревья в лесу, сейчас забурлили с новой силой. Апатия куда-то ушла, уступив место тревожному ожиданию перемен, которые в скором времени обязательно должны были наступить.

Это я, в отличие от ребенка, чье существование было под вопросом, точно чувствовала интуитивно.

18. Ясность

— Простите, — всхлипнула я, вытирая слезы, лившиеся из глаз непрерывным горячим потоком, который я никак не могла остановить.

Во время экспертизы мне пришлось рассказать о себе всё, начиная с детства. Вывернуть душу наизнанку перед суровой комиссией из эксперта-психолога и эксперта-психиатра.

Последним оказался суровый мужчина с кустистыми седыми бровями. Ему бы еще длинную бороду и был бы вылитый Дед Мороз. Вот только вместо новогодних подарков мне пришлось стерпеть от него несколько неприятных личных вопросов, призванных, видимо, вывести меня из равновесия.

Потом я в который раз рассказала о том, что произошло со мной после похищения, не зная точно, удалось ли мне утаить тот факт, что пожар в доме на Лазурной произошел по моей вине. Слишком уж каверзными были вопросы. Иногда об одном и том же перефразированно спрашивали по нескольку раз и под конец я совсем запуталась. И, хотя и держалась из последних сил, все же не выдержала и разревелась.

Никогда не плакала в присутствии чужих людей. Даже когда в первом классе сломала руку, упав с велосипеда, стиснув зубы вытерпела все врачебные манипуляции с ней, не проронив ни одной слезинки. А тут — нервы неожиданно и не вовремя сдали.

В круг «не чужих» в нынешних обстоятельствах входили только мама, Аллочка и Дэн. И осознание того, что я нарушила столь важное для себя правило, отчего-то заставило меня расплакаться еще горше.

«Дед Мороз», как и большинство мужчин не переносящий женских слез, тут же сообщил, что материала для дачи заключения у него достаточно и ретировался. А моложавая блондинка-психолог подвинула ближе ко мне картонную упаковку с бумажными салфетками.

— Ничего, — произнесла она с участием, показавшимся искренним. — Тут многие плачут. Обстановка, видимо, располагает.

Да уж, можно и так сказать.

— Теперь точно напишете в заключении, что я ненормальная? — печально улыбнулась я, выдергивая салфетку и, махнув рукой на приличия, шумно в нее высморкалась.

Блондинка ободряюще улыбнулась:

— Не напишу. И Степан Федорович, думаю придерживается того же мнения. Случившееся с вами определенно вызвало посттравматическое стрессовое расстройство, однако оно не свидетельствует о необходимости назначения принудительных мер медицинского характера.

Я благодарно кивнула, поскольку это немного меня успокоило. Тот факт, что я не сошла с ума и мои кошмары и провалы в памяти просто следствие стресса — радовал.

А психолог продолжила:

— Вы мне лучше скажите, Ева, почему вы, как адвокат, не догадались добавить вопрос о наличии или отсутствии у вас состояния аффекта (прим. состояние психики, при котором человек не может осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими) в момент причинения повреждений потерпевшим?

— Потому что подобная формулировка вопроса являлась бы косвенным признанием вины, — отозвалась я, на мгновение перестав плакать. — А еще потому, что доказать аффект, аморальность и противоправность действий потерпевших в моем случае было бы проблематично.