По ту сторону решетки

— Через год мы с отцом случайно встретились на кладбище у могилы матери, куда оба, но обычно в разное время, носили цветы, которые он покупал, а я чаще воровал в цветочных ларьках. И он сумел убедить меня всего одним аргументом о том, что маме бы не понравилось то, кем я стал.

Эти слова, произнесенные Лазаревым в тишине, многое сказали о нем. Я и без того знала, как болезненны были для него разговоры о семье, которой у него больше не было. Аллочка, увлеченная психологией, даже говорила, что мы с Дэном тянулись друг к другу на фоне схожих детских травм, но я не раздумывала о том, права она или нет. Просто надеялась, что та семья, которую мы с ним создадим вместе, сможет сделать его счастливым и стать полноценной заменой утраченному.

Заметив, что Лазарев замолчал, погрузившись, видимо в собственные воспоминания, я напомнила о себе вопросом:

— После этого ты вернулся домой?

— Не в том понимании, как ты думаешь. Но с улицы я ушел и позволил отцу отправить меня в Америку на обучение по обмену. А потом, вернувшись, уступил его уговорам и подал документы в юридический вуз.

— А Земсков? — полюбопытствовала я.

— Олег посчитал, что наличие «своего человека» в следственном комитете, где я тогда только проходил практику на последнем курсе института, сможет стать хорошим подспорьем в его нелегальных делах. Земсков стал угрожать мне, и попытался шантажировать, делая упор на то, что из группировок либо не уходят, либо уходят туда, откуда не возвращаются. А я объяснил, что не согласен с этим неписаным правилом.

В который раз поразилась тому, как Дэн в привычной ему манере описал конфликт, возможно даже вооруженный, как интеллигентную светскую беседу.

— Тогда ты и сломал ему ногу? — догадалась я и он кивнул.

— По-другому он не понимал, а с ногой вышло гораздо доходчивей. Но, справедливости ради, я тогда тоже месяц пролежал с сотрясением, потому считал, что мы квиты.

Теперь замолчала я, понимая, что Земсков, вероятно, считал иначе и, затаившись, ждал повода отомстить.

— Разочарована? — по-своему истолковал моё молчание Лазарев.

И я поняла, что его исповедь не заставила меня в нем разочароваться. Просто добавила кусочек пазла к головоломке под названием «Дэн» в моей голове, и теперь понимать его становилось гораздо проще. Тот жестокий амбициозный подросток, о котором он рассказал каким-то образом продолжал уживаться в одном теле с сильным и уверенным в себе мужчиной. И это сочетание меня в нем не только не отталкивало, а даже почему-то привлекало.

— Нет, — искренне ответила я. — А это правда, что из группировок не уходят?

— Не правда, конечно, — усмехнулся Дэн и я заметила облегчение в его голосе. Похоже, что мой ответ был ему действительно важен. — Множество ныне уважаемых людей в госструктурах, администрации и думе вышли из криминальных кругов, просто предпочитают об этом не упоминать. К примеру, судья Кислицын, тоже был в нашей группировке под кличкой «Кислый», как и первый заместитель главы, которого чуть не посадили за вымогательство.

После этого Дэн рассказал мне еще несколько историй о том времени, когда жил на улице, и я смогла представить себе этот период его жизни еще четче и контраст его прошлого с ним настоящим стал ярче и притягательнее.

— Ты спать-то вообще собираешься? — вспомнил о времени Лазарев, когда на часах высветилось три десять. — Кажется, мои «сказки на ночь» на тебя не действуют.

— Так это ты меня так усыпить хотел? — усмехнулась я. — Ёшкин кодекс, Дэн, для этого в твоем арсенале есть куда более действенные и приятные способы.

Он зарылся лицом в мои волосы и с сомнением протянул.

— Для действенных и приятных у тебя были слишком напряженные дни, тебе не кажется?

Действительно, были. Я думала, что умру и никогда его не увижу. И как раз поэтому сейчас жить мне хотелось в десять раз больше обычного, как и получать от жизни все имеющиеся в ней удовольствия.

Поэтому в следующее мгновение, напрочь забыв о собственных синяках и ссадинах, я приподнялась на локте, касаясь грудью груди Дэна и сама поцеловала его долгим, горячим, разжигающим внутри тягучее томление поцелуем.

— Не кажется, — чувственно и жарко выдохнула я в его губы, прежде, чем поцеловать снова.

Мои веки закрылись, концентрируя внимание только на его умопомрачительном запахе, мягких губах ласковых прикосновениях рук к обнаженной коже.

Той безудержной страсти, что сжигала нас обоих одну ночь назад, не было. Сегодня наши движения были медленны и неторопливы, выражая лишь трепетную нежность. В каждом бережном касании Дэна я чувствовала, что он тоже боялся навсегда потерять меня. То, как наши губы не могли оторваться друг от друга, заставляя кровь в венах замедлять свой темп, лучше любых слов говорило о том, что мы чувствовали.

В следующее мгновение Лазарев оказался сверху и на несколько секунд я открыла глаза, чтобы полюбоваться тем, как красиво лунные лучи скользят по его гладкой коже и спутанным золотистым волосам, придавая им холодный голубоватый оттенок, касаются лица, высвечивая довольную улыбку.