По ту сторону рифта

– Представьте, будто не было видения Константина, будто Евсевий[25] так и не выслал ту экспедицию на Синай. Представьте, будто после Моисея Грот так и не обнаружили. Никакой тысячелетней истории, никакого технологического расцвета. Лишь очередная недоказуемая легенда о галлюцинирующем пророке, которому вверили в горах десять заповедей, но не дали средств, чтобы провести их в жизнь. Мы ничем бы не отличались от язычников.

Он указывает мне на диванчик – роскошное мягкое канапе винного цвета. Сидеть мне не хочется, но желания оскорблять епископа тоже нет. Я осторожно устраиваюсь с краю.

Епископ остается на ногах.

– Знаете, а я ведь был там, – продолжает он. – В самом сердце Грота. И преклонил колена в том самом месте, где это некогда сделал и Моисей.

Он ждет отклика. Я откашливаюсь.

– Полагаю, это было… неописуемо.

– Не то чтобы. – Он пожимает плечами. – Думаю, человек ближе к Богу во время обычных утренних молений. Все-таки присутствие там… сырое. Неочищенная руда. Удивительно, что природное образование вообще способно вызывать в нас хоть какие-то религиозные импульсы, и уж тем более – настолько последовательные, чтобы из них выросла целая культура. И все-таки эффект… слабее, чем ожидаешь. Его переоценивают.

Я сглатываю и молчу, точно воды в рот набрал.

– Разумеется, то же самое можно сказать и про религиозные переживания в целом, – продолжает он, добродушно святотатствуя. – По сути, все сводится к электрическому замыканию в височной доле мозга. Божественного в этом не больше, чем в силах, что двигают стрелку компаса и притягивают железные опилки к магниту.

Мне вспоминается, как я впервые услыхал подобные речи – вместе с другими воспитанниками яслей, аккурат перед нашим первым причастием. «Это такой фокус, – объясняли нам. – Как статические помехи в радиоприемнике. Они запутывают ту часть мозга, которая у вас отвечает за границы, то есть определяет, где заканчиваетесь вы и начинается все остальное. И когда ее сбивают с толку, она решает, что вы бесконечны, что вы и весь тварный мир – единое целое. Она заставляет вас думать, что вы находитесь пред ликом самого Господа». Нам показали картинку, на которой в темном абрисе человеческой головы большущей сморщенной сливой красовался мозг. Важные элементы обозначались стрелками и подписями. Затем старшие принялись разбирать жезлы и молельные колпаки, демонстрируя крохотные магниты и соленоиды – все эти хитрые устройства, которые смутили разум целой расы.

Кое-кто из нас понял не сразу. Для ребенка «электромагнит» – всего лишь очередной синоним «чуда». Но старшие терпеливо повторяли азы простыми и доступными словами, пока все мы не усвоили суть: мы не более чем машины из плоти, а Бог – технический сбой.

А потом на нас надели молельные колпаки, открыв нас Духу, и пришло непреложное знание, что Бог реален. Пережитое нами выходило за пределы логики и всяких дискуссий. Места для споров не оставалось. Мы попросту знали. Все прочее обернулось пустыми словами.

«Не забывайте, – наставляли нас потом. – Когда язычники скажут вам, что Господь наш – вымысел, вспомните эту минуту».

Мне сложно поверить, что епископ играет сейчас со мной в те же игры. Если это шутка, то на редкость безвкусная. Если он испытывает мою верность, то до нелепости заблуждается. Ни одна из версий не объясняет, почему я здесь.

Однако мое молчание для него не ответ.

– Вы согласны? – наседает он. Приходится быть осторожным:

– Меня учили, что Святой Дух в равной мере присутствует и в железных опилках со стрелками компаса, и в наших умах и сердцах. От этого он не становится менее Божественным. – Делаю глубокий вдох. – Не сочтите за неуважение, Учитель, но зачем я здесь?

Он бросает взгляд на конверт в своей руке:

– Мне хотелось бы поговорить о… об образцовой работе, проведенной вами не так давно.

Я не поддаюсь на уловку и жду. Конвоиры обращались со мной отнюдь не как с образцом для подражания.

– Именно в вас, – продолжает он, – залог нашего превосходства над язычниками. Дело не в одной лишь технологии, что нам дает Святой Дух, дело еще в уверенности. Мы знаем нашего Бога. Он эмпиричен. Факт его бытия можно проверить, обосновать и испытать на себе. Нам неведомы сомнения. Вам неведомы сомнения. Вот почему никто не может остановить нас уже тысячу лет, почему ни лазутчикам из Глухомани, ни языческим летательным машинам, ни самим океанским просторам не отнять у нас победы.

Эти слова в подтверждении не нуждаются.

– Представьте же, что вам приходилось бы верить. – Епископ с видимой грустью качает головой. – Представьте сомнения, неопределенность, разногласия и мелочные споры о том, какие из грез богоданные, а какие – богохульные. Порой мне становится едва ли не жаль язычников. Как ужасно, должно быть, когда тебе нужна вера. И все же они упорствуют. Проникают в наши города, обряжаются в нашу одежду, разгуливают среди нас, но при этом отгораживаются от Господнего присутствия. – Он вздыхает. – Признаюсь, я не вполне понимаю их.