– И лоб закрой до самых очков, он очень чувствителен к холоду.
Натягиваю на руки черные перчатки. Когда плывешь, руки должны быть незаметными, темными, чтобы их не было видно. Беру трубку и ласты. Мы наденем их уже в воде, на носки. Ульрих сказал, что это поможет избежать натертостей.
Слепящий свет прожекторов ползет по песку. Мы ждем, когда же их наконец отключат.
– Только бы твой дед не ошибся, – шепчет Андреас. Из-за резиновой шапочки я едва слышу, что он говорит.
Дед помог мне выбрать правильное место для старта. Он ничего не заподозрил, даже когда я спросила: если бы он решил бежать через море, то откуда бы стартовал?
Он такому вопросу обрадовался – обсуждать подобные темы для него совершенно нормально. И рассказал про один песчаный пляж, не узкий и не широкий, с большими валунами у воды и заросшими дюнами. Мы поехали на автобусе из Ростока в Кюлунгсборн и пришли на этот пляж. Дед ходил среди загорающих, помахивал палкой и восклицал: «Да-да, именно здесь! И ни в коем случае не дальше к западу, там на мысу погранец на погранце!»
Что бы он сказал, если бы был сейчас здесь? Поддержал бы меня? Дал бы еще совет?
Я не свожу глаз с двигающегося луча прожектора, и мне кажется, что вижу на пляже деда, размахивающего палкой. Это было всего каких-то полтора месяца назад!
Внезапно воцаряется черная ночь. Свет прожектора исчез. Значит, пора. Вот он, наш шанс!
– Дед был прав, – шепчу я.
Андреас откашливается.
– Откуда он узнал?
От товарища Йонсона, офицера пограничной службы. Раз в месяц дед ходит с ним в кегельбан, накачивает коньяком и выспрашивает обо всем, что происходит на границе. Так что информация у нас, можно сказать, из первых рук. Если только дед ничего не присочинил. А исключить такого нельзя: он, к сожалению, частенько несет невесть что.
– Ханна.
Андреас касается моей руки, дает понять: пора!
Не вставая, вся подбираюсь, готовая к старту. Андреас – рядом со мной.
– Не забудь, что мы плывем не кролем, – напоминаю я. – Ногами – как кролем, а руками – брассом.
Нас ни в коем случае не должны заметить. Это значит, что, пока мы в приграничных водах, надо производить как можно меньше шума.
Только бы Андреас справился с б
Мне такой пояс дал Ульрих.
Где-то в ветках дерева над нами поет скворец. Звонкая песня летит в темноту, переплетается с шелестом листьев, захлебывается на секунду и возникает снова, то громче, то тише. Скворец будет петь здесь и завтра…
Я смотрю на воду, в бархатную черноту набегающих на берег волн, слышу их тихий шум.
– Давай! – шепчет Андреас.
Бросаюсь бежать в носках по песку. В дюнах он глубокий, ноги вязнут по щиколотку, я почти падаю. Андреас следует за мной по пятам, тоже спотыкается, приземляется на руки. Я бегу дальше, песок летит в глаза.
Наконец мы за камнем!.. Замираем, вслушиваемся в ночь, тяжело дышим. Чувствую запах водорослей, а коленкой – острый край какой-то ракушки. Здесь, у воды, ветер дует ощутимее и шум моря сильнее – отовсюду доносится плеск волн, хотя самих волн почти не видно. Я все еще слышу песню скворца… Или мне кажется?
Сердце бьется как сумасшедшее, хотя мы не проплыли и метра.
Еще можно вернуться – прямо сейчас, пока нас никто не заметил.
– Давай. Идем дальше.
Мы входим в воду. Она теплее воздуха, который после захода солнца быстро остывает. Идем слегка пригнувшись. Я нервно хихикаю, хотя сейчас не до смеха: если включат прожектор – нас точно увидят, пригнулись мы или нет. Но, по счастью, все остается в темноте.
Когда вода доходит до бедер, я останавливаюсь. Андреас тоже. Снимаю перчатки и, держа их в зубах, натягиваю ласты. Это трудно, они никак не хотят налезать на пятки. Наверное, лучше было бы сделать это на берегу, но тогда было бы неудобно идти по мелководью, Чтобы удобнее было тянуть, я сажусь на дно.
Неприятно холодная вода тотчас проникает в гидрокостюм, просачиваясь между одеждой и резиновой кожей. Но скоро она станет температуры тела и начнет действовать изолирующе.
Наконец-то! Ласты надеты. Я снова встаю на ноги. Из-за течения дно похоже на стиральную доску, это чувствуется даже через ласты.
Надеваю очки, просовываю трубку через петлю ремешка, чтобы зафиксировать ее.
Андреас достает из сумки нейлоновый шнур и протягивает его мне. Я завязываю шнур на его левом запястье, туго затягиваю узел. Второй конец шнура – на своем правом запястье. Теперь мы не потеряемся и сможем подавать друг другу сигналы.
Я все еще держу перчатки в зубах. Шерсть колет губы. Натягиваю перчатки, руки дрожат от волнения. Вот сейчас все начнется…
Беру мундштук трубки в рот. Он давит на десны, но это нормально и через какое-то время пройдет. По крайней мере, так было на тренировках. Только я никогда еще не плавала с трубкой дольше восьми часов.
– Я готов, – шепчет Андреас.