По ту сторону синей границы

Андреас расстегивает молнию гидрокостюма и прячет комикс внутрь, к документам: паспорту, свидетельству о рождении, табелю за десятый класс. Мои документы тоже между гидрокостюмом и купальником. На Западе ведь непременно потребуется как-то удостоверить наши личности.

Андреас, кажется, заметил мой взгляд. Он снова расстегивает молнию, достает «Фелюгу» и протягивает мне.

– Возьми, – говорит он тихо. – Ты лучше плаваешь.

Это правда. Меня вновь охватывает страх. Не могу заставить себя протянуть руку.

– Ну возьми же, – настаивает он.

Наши пальцы соприкасаются, комикс переходит из рук в руки.

Я тяжело сглатываю, смотрю на море. Взглянуть на Андреаса нет сил.

– У нас все получится, – говорю я.

Мы все время повторяем друг другу эти слова. Это важно. Будет трудно, очень. Но мы должны верить, что все кончится хорошо, иначе не выдержим.

Выдвигаемся в двадцать один час, как только зайдет луна. Она едва видна между деревьями – тонюсенький серпик новорожденного месяца. Света от него практически никакого, но все равно – лучше дождаться полной темноты. Так сказал дед.

Легкий ветер дует с юго-востока. Как раз то, что нужно.

Это был хороший день, душный и жаркий. Мы приехали рано. В сумерках появляться не стоило – могли возникнуть лишние подозрения.

Сначала искупались, потом съели по мороженому на променаде, в толпе отдыхающих. Я чувствовала себя лгуньей. Для всех это был обычный летний день на Балтийском море – но не для нас. Мы смотрели на синюю воду и знали, что случится этой ночью.

В какой-то момент я все-таки отвлеклась. Забыв обо всем, облизывала мороженое, смотрела на маленького мальчика, играющего в мяч, ощущала тепло солнца, вдыхала запахи лета – и в эти минуты была счастлива… А потом вдруг опять всё вспомнила, и в животе что-то сжалось, как когда кружишься на карусели.

Перед обедом мы попробовали немножко поспать на пляже среди дюн, ведь ночью спать не придется. Но ничего не вышло – мы слишком волновались. Мне удалось только ненадолго задремать. Андреас долго ворочался, но так и не смог расслабиться.

Потом пошли в столовую и съели макароны с томатным соусом. Спортсмены всегда едят макароны, они дают запас энергии. И пили много воды, ведь с собой мы можем ее взять совсем чуть-чуть.

Андреас касается моей руки.

Внизу, на пляже, два световых пятна. Идут!

Мы с Андреасом еще глубже забиваемся в кусты. Он затаил дыхание, я тоже полностью каменею, втягиваю голову, не решаясь даже взгляд бросить в ту сторону, откуда доносятся мужские голоса. Это пограничный патруль – он регулярно обходит пляж в поисках чего-нибудь подозрительного. Если с ними собака, они нас найдут, и все закончится, не успев начаться.

Пограничники говорят тихо, слов не разобрать. Вздрагивающие лучи карманных фонарей тщательно обшаривают пляж, подползая все ближе. Андреас прижимается ко мне. Свет скользит по нашим кустам, почти задевая нас.

И вдруг гаснет. Мужчины останавливаются. Собаки с ними нет – вот же повезло!

Один из них откашливается. Почему они не идут дальше? Сердце так колотится, что мне страшно: вдруг они его услышат? Как в рассказе у Эдгара По.

Вспыхивает огонек, на этот раз совсем слабый, его отсвет падает на лицо одного из пограничников. Доносится легкий запах сигаретного дыма. Оба патрульных медленно шагают по песку дальше.

– Ч-чёрт… – переводит дыхание Андреас. – Пронесло…

Ветер прохладный, и я начинаю подмерзать. А каково будет в воде? Мы уже натерлись вазелином – больше десяти тюбиков извели. Это Ульрих посоветовал не жалеть его. В воде тело охлаждается в четыре раза быстрее, чем на воздухе. Чтобы не свело мышцы, плыть надо быстро. Наш учитель физики герр Ковальски сказал бы: необходимо поддерживать равновесие между выработкой тепла и его потерей. Вазелин как раз и поможет уменьшить эти потери.

Тюбики я покупала в аптеке, каждый раз по два, чтобы не бросаться в глаза. Но в последний раз продавщица так странно на меня посмотрела, что я испугалась. И больше туда не пошла.

Под гидрокостюм много не наденешь, он слишком узкий. Под моим – купальник, футболка и колготки. Они уже дырявые, так что мама не рассердится за то, что я взяла их из ее шкафа.

Что сказал бы Ульрих, если б увидел нас сейчас? Надеюсь, он нас не выдал.

Пустые вазелиновые тюбики вместе с нашими вещами и сумками спрятаны в кустах. Через какое-то время их найдут и поднимут тревогу, но это будет не сегодня.

А завтра в это же время мы, наверно, уже будем на Фемарне.

То и дело включаются поисковые прожекторы, заливая песок и наши кусты ярким светом. Потом снова темнота. Месяца больше не видно.

Андреас чем-то шуршит. Ну ясно, в последний раз проверяет, хорошо ли все упаковано. К поясу у него прикреплена сумка, в ней четыре плитки темного шоколада – Сакси обзавидовался бы! А вот пластмассовая трубочка с обезболивающими таблетками никакой зависти бы не вызвала, как и рулончик водостойкой липкой ленты… И он ни за что бы не догадался, зачем нам моток нейлонового шнура.

– Оберни пакетик вокруг шоколада и скотча потуже, – шепчу я. – Чтоб вода не просочилась.