Закончив приготовления, маг подошел ближе к жертвам и воздел руки к небу, начиная ритуал.
— Плененный магией светлой, да поднимется, да восстанет из небытия силою темною, — мерным спокойным голосом читал заклинание колдун, опускаясь на колени перед мальчишкой. — Да исполнится воля моя, да свершится задуманное мной, — говорил он, доставая из-за пазухи кривой нож и убивая неподвижно лежащего Ирвина. — Да воссияет звезда моя, да увидит она кровь и напитается ею, — приказывал маг, коротким, скупым движением перерезая Тоне горло. — Кровью младой и кровью старой, жизнью и смертью заклинаю тебя: «Оживи»! — громогласно вещал чернокнижник, поднимая с земли посох с оголовком в виде разъяренной кобры и выводя им в воздухе странные символы.
Ирвин умер почти сразу. Тоня продержалась гораздо дольше. Несмотря на почтительный возраст, она была сильна и вынослива. Тоня лежала на холодном камне, чувствуя, как умирает, и смотрела на внука. Кровь вытекала из ее разрезанного горла, а у нее не было сил даже для того, чтобы закрыть рану руками. Под нею уже скопилась целая лужа теплой и липкой крови. «Не уберегла, не защитила», — на удивление четко, словно черная магия, сковавшая ее, истаяла, подумала Тоня и с этой мыслью скончалась, в последние секунды жизни глядя на любимого, хоть и непослушного внука.
Кровь, молодая и старая, смешиваясь воедино, стекала по величественной морде дракона. Сползала вниз, окропляя глаза, проникая в разинутую пасть. Словно подхваченный всеми семью ветрами, чернокнижник воспарил над землей. Лишь на жалкий метр, но ему этого было достаточно. Неожиданно скала содрогнулась, завибрировала, пошла трещинами. Камень начал осыпаться, целыми пластами со страшным ревом обрушиваясь вниз. Под каменной шелухой — о диво! — показалась чешуя черного дракона.
Последний камень обрушился вниз. Чудище расправило кожаные перепончатые крылья и замерло без движения. Чернокнижник опустился на голову этой твари и тоже замер. Лес окунулся в привычную для себя тишину, без малейшего шороха, без движения. Окунулся в унылое молчание, но знающий понял бы, что чернокнижник и дракон ведут ментальную беседу.
— Ты зря воскресил меня, Трисмегист. Ты не сможешь повелевать мной. Не удержишь. Тебе недостанет сил.
— Ошибаешься, Айрон. Пока на моей руке драконья перчатка, ты будешь моим.
— Зачем я тебе? Для чего меня призвал?
— Ты станешь острием моего меча. Ты подаришь мне свободу. Ты и твоя кровь…
Заколдованный лес молчал. Не дули ветра, не колыхались деревья. Жизнь в этом лесу умирала, но иногда оживала вновь.
Глава 14
Возврат долгов
Замок пребывал в запустении. В нем уже давно не появлялись люди. Об этом свидетельствовало все: разросшийся мох на фасадных стенах; хлипкие, трухлявые двери с отвалившимся засовом; причудливые, узловатые узоры паутины на высоких полотках; слои пыли, устлавшие пол так плотно, что даже гудящий на одной длинной, протяжной ноте сквозняк не мог сдуть ее с каменных плит. Особенно не порадовал Клавдия тот факт, что общее запустение коснулось винных погребов, и в большинстве бочек вместо ароматного душистого вина был непригодный для питья уксус. Века. Все говорило о том, что замок забросили несколько столетий назад. Кем был его правитель? Неизвестный граф? Или тот самый Ллир, которого Батури видел несколькими часами ранее?