― Мы, честно говоря, не знаем, что делать: выдать ей медаль или выдвинуть ей обвинение в тяжких телесных. Я имею в виду, что это не совсем подходит под пределы допустимой самообороны, ― и он показал на камеру, в которой находился мужчина в синяках. ― Никогда не видел никого, кто был бы так счастлив взятию под стражу.
― Его осмотрел врач? ― спросил Брэдшоу, не желая спрашивать парня, имеется ли у него серьезные травмы.
― Да, он будет в порядке, ― ответил дежурный офицер. ― Он получил синяки на синяках, но, каким-то чудом, ничего не сломано, хоть я и сомневаюсь, что его член уцелел.
― Я думал, что таких, как он, выпускают, ― сказал Брэдшоу, ― с предупреждением, за то, что он сделал?
Он был удивлен, что мужчина все еще находится под арестом.
― Мог бы быть отпущен, ― офицер внезапно стал серьезен, ― но мы нашли кое-что в багажнике его машины.
― Что вы нашли?
― Сумку, ― просто ответил дежурный офицер, ― и вы не поверите, что там внутри.
***
― Липкая лента... ― громко и четко произнес Брэдшоу, и его слова, казалось, отдавались эхом, и задержанный вздрогнул, ― ...наручники...
Он позволил словам повиснуть в воздухе, когда вошел в допросную, обогнув стол и стул, занятый лысеющим, коренастым мужчиной в свежих синяках, покрывающих его тело.
― Маска...
Он изменил тон голоса, чтобы это последнее слово отдавало оттенком грусти, как будто теперь он уже ничего не может сделать для мужчины.
― И... ― он приберег лучшее напоследок. ― ...огроменный нож.
Брэдшоу остановился.
― Это уже, по меньшей мере, десять лет, ― сказал ему Брэдшоу, ― даже, если ты ничего не скажешь.
― Но я ничего не сделал.
Голос мужчины был слабым и плаксивым.
― Ты ничего не сделал? ― спросил Брэдшоу. ― Ты вытащил свой пенис средь бела дня и принялся мастурбировать перед невинной женщиной, и говоришь, что ничего не сделал?
― Я ничего не мог с этим поделать, ― заныл мужчина, ― но я ничего не делал с этими вещами.
― «Вещами»? ― вопросил Брэдшоу. ― О, ты имеешь в виду крайне подозрительные предметы, которые ты собрал, и, которые могут быть использованы только для похищения или изнасилования? ― Брэдшоу наклонился ниже, чтобы его лицо было напротив лица мужчины, а их глаза были на одном уровне. ― Я предполагаю последнее. И ты говоришь, что ничего не сделал?
― Я никогда... ― начал мужчина, но уже вскоре разрыдался.
― Ты никогда что? Не применял их? Не имеет значения. Тот факт, что ты ими владеешь, достаточен, чтобы доказать намерение, как и то, что ты пытался напасть на женщину...
― Я не нападал на нее, ― слабо запротестовал он.
― Только потому, что она надрала тебе задницу.
Брэдшоу невесело рассмеялся.
― Должен сказать, Колин, интересный выбор вещиц.
― Я не причинил бы ей вреда.
― Нет, конечно же, нет, ты просто хотел поиграть со своей жалкой штучкой на ее глазах. При обычных обстоятельствах я бы поверил, что это все, на что ты способен, но предметы в твоей машине говорят мне об обратном. Я считаю, что на уме у тебя было нечто серьезнее, и включало в себя нападение на женщину. Я думаю, что какое-то время, ты об этом фантазировал, созревал для этого. Я считаю, что ты потерял тогда контроль и отклонился от своего первоначального плана, который заключался в том, чтобы найти подходящую женщину и похитить ее. А это тоже десять лет, кстати, ― мужчина еще сильнее заволновался, ― минимум.
― Я не могу отправиться в тюрьму. Не могу. Я умру там.
― Возможно, ― сказал он напуганному мужчине, ― или, может быть, кто-нибудь защитит тебя, сделает своим мальчиком.
Эйвери был так напуган этой перспективой, что свел ноги вместе.
― Не смей описаться тут на пол, ― приказал Брэдшоу. ― Итак, может ты и не использовал предметы из своей сумки прежде, но готов поспорить, что делал кучу всего другого. Это не первая твоя вылазка на Тра... на Лоунли Лейн, так ведь, ― он поправил сам себя как раз вовремя, ― так что, если ты расскажешь о всем, что совершил, я лично скажу судье, что ты с нами сотрудничал и полностью сознался. Если же нет, мы оформим все как надо и выдвинем тебе обвинения в каждом изнасиловании или попытке изнасилования там за прошедшие пять лет.
Теперь у мужчины практически случилась истерика, и он начал рыдать.
― Я не насильник.
― Может, и нет, ― согласился Брэдшоу, ― но хочешь быть. Это очевидно.
― Все, как вы и сказали, ― завыл он, ― это просто фантазия.
Из его носа потекли сопли.
― Я никогда ничего не делал, честно.
Брэдшоу ни разу не видел, чтобы мужчина выглядел таким слабым и сломленным. Этот жалкий, приземистый парень, вероятно, был не способен на что-то большее, чем публичная мастурбация, но Брэдшоу не собирался снимать его с крючка так быстро. Он должен убедиться.
― Скольких женщин ты там облапал, Колин?
― Ни одной, ― и он с силой замотал головой, ― честно.
― Скольких ты пытался изнасиловать?
― Я не пытался никого насиловать.
Слова исказились из-за его рыданий.
― Тогда скольких ты уже изнасиловал?
― Ни одной. Вы должны поверить мне.
― Нет, не должен, ― сказал ему Брэдшоу, ― я вообще не должен тебе верить, и никто не поверит.
― Я никогда никого не насиловал.