― Я видел, как приходят и уходят дюжины политиков, и они все хотели быть влиятельными. Они обожают это ощущение даже больше, чем деньги или секс. Это все, что, по сути, их волнует, ― еще один протяжный глоток пива, а затем он поставил свою пинту обратно на стол, ― за исключением Джарвиса.
Хелен ждала, когда он продолжит, и, когда этого не последовало.
― Так чего хочет он? ― спросила она.
― Ну, противоположное тому, что хотят все другие, милая, у меня сложилось впечатление, что этот парень, на самом деле, заботится о городе, в котором живет. Конечно же, Джарвису нравится звук собственного голоса, им всем нравится, но я не думаю, что его так уж заботит, чтобы люди перед ним лебезили.
― Так вот почему он никогда не баллотировался в парламент?
― Отчасти, ― ответил он, ― я думаю, что это во многом поспособствовало этому. Он понял, что может сделать больше, если останется в регионе.
― Лучше быть большой рыбой в маленьком пруду? ― задала она вопрос.
― Может быть.
Он слегка прищурил глаза.
― Но есть кое-что еще, ― спросила она, ― так ведь?
― О-ох, ― сухо произнес Хилтон, ― очень хорошо. Тебе следовало стать репортером.
Она проигнорировала его насмешливый тон и заметила, что его стакан на две третьих пуст.
― Я принесу нам еще напитки, ― сказала она, ― и вы сможете все мне об этом рассказать.
***
Невероятно, но Оливия Баррингтон жила в замке и не просто в замке. Она жила в Замке. Йен Брэдшоу вырос в нескольких милях от Дарема и в детстве совершал бесчисленные поездки туда ребенком: поднимался на холм к знаменитому собору и замку, который возвышался высоко над рекой Уир. Все это время, он не имел понятия, что возможно жить в настоящем замке, но Меган Айткен заверила его, что замок является домом для более чем сотни высоко привилегированных студентов.
Брэдшоу все еще гадал, разыграла ли его Меган, когда приехал в древний нормандский замок и поднялся по ступенькам к главному входу. Было ли это одной из шуток над новичками, когда их отправляют за долгим постоем или за искрами для полировальной машины? Однако, когда Брэдшоу спросил студента мужского пола, знает ли он Оливию, ему повезло, и его направили на самый высокий этаж крепости.
У ее комнаты было двое дверей: тяжелые внешние были широко открыты, а внутренние приоткрыты. Брэдшоу мог слышать «B52s», играющих по радио. Он громко постучал, чтобы его было слышно на фоне «Love Shack», и она позвала:
― Входите!
Брэдшоу обнаружил Оливию, работающую у стола у свинцового окна, из которого открывался потрясающий вид на собор в романском стиле напротив и Палас Грин, располагающийся между двумя древними зданиями. Он задумался, воспринимала ли она это как должное.
Оливия в замешательстве посмотрела на Брэдшоу поверх очков, предположительно, ожидая увидеть подругу, а не сержанта. Как только он представился, она сразу же прекратила делать, то чем занималась, встала и уделила ему все свое внимание.
Если две Джулии разговаривали с акцентом государственных школ, Оливия, казалось, обитала на более высоком уровне, как будто получила образование для будущей работы в Букингемском дворце. Она извинилась за свой неряшливый вид, объяснив, что готовилась к экзаменам и у нее не было времени, чтобы «навести марафет» этим утром, «не говоря уже о том, чтобы помыть мои волосы». Брэдшоу обнаружил, что мысленно переводит ее слова, прежде чем записать их, и как результат слегка не успевал за ней. Он задавался вопросом, как Сандра Джарвис оказалась соседкой по комнате с девушкой, по сравнению с которой две Джулии казались рабочим классом.
― Сандра была очень милой, и было очень весело жить какое-то время вместе, но я просто бы умерла без собственного пространства, ― пояснила она.
Брэдшоу кивнул и начал тот же круг вопросов, которые спрашивал у других девушек. Первые десять минут интервью были повторяющейся рутиной, Оливия подтвердила, что Сандра никогда не упоминала о каких-либо проблемах дома, в личной жизни или с учебой. Брэдшоу уже планировал какой паб посетить, чтобы перехватить пинту после бесплодного дня, а Оливия все еще говорила о том, какой сложной может быть студенческая жизнь. Когда он упомянул, что для Сандры она, должно быть, была еще тяжелее, потому что она работала еще и в баре, Оливия сказала:
― О, да, и она работала на каникулах тоже, ― с удивлением человека, которому никогда не приходилось работать и дня в жизни. ― И на другой ее работе.
― Другой работе? ― спросил Брэдшоу, опять же, этого не было в документах по делу.
― Да, похоже, это довольно большой стресс.
― Какой другой работе?
― Той, где присматриваешь за теми бедными людьми, ― пояснила она, ― у которых были такие ужасные жизни.
***
― Что вы помните о семьдесят шестом? ― спросил Хилтон, когда Хелен вернулась еще с двумя пинтами.
― Он был жарким? ― предположила она, а он нахмурился.
― Да, период сильной жары, ― сказал он, ― самое жаркое и сухое лето с начала ведения наблюдений. Это все, что все помнят.
Он казался сильно этим разочарованным.
― Но что еще произошло в тысяча девятьсот семьдесят шестом?