По ту сторону смерти

В кромешном мраке, озаряемом лишь сполохами молний, Конрад и Тереза медленно брели через пустошь, склонив головы, чтобы противостоять порывам шквального ветра. Каждый раскат грома звучал зловещим предзнаменованием, порождая в невинной душе Терезы все новые и новые страхи, обретавшие форму фантастических видений и образов, которым не было даже имени.

— Куда мы идем, мой верный опекун? — время от времени вопрошала Тереза. — Именем твоей жены, которую ты любил, пока Господь не даровал ей вечное упокоение, заклинаю тебя: развей мои глупые страхи, скажи, куда мы идем!

Однако Конрад, сверля мглу безумным взором, лишь еще крепче сжимал руку своей перепуганной подопечной, увлекая ее все дальше и дальше.

Наконец, воздев исполненные смятения и ужаса очи, Тереза увидела, что они подошли к развалинам замка Блаустайн. Ветер гнул деревья, и казалось, под ними оживают обезображенные временем камни. С пухлых губ девочки сорвался сдавленный крик, который тотчас же утонул в реве бури.

Тереза перевела испуганный взгляд еще выше; в самом верхнем окошке башни, которая до сих пор была погружена в кромешную мглу, брезжил зыбкий красноватый свет.

— О кузен! — вскричала девочка. — Кто мог поселиться в этой обители скорби?

Глаза Конрада сверкнули болезненной радостью, и он, перекрывая шум ветра, прокричал в ответ

— Это алхимик! Наконец-то алхимик здесь!

3

Сердечко Терезы затрепетало от ужаса, когда за ней с грохотом закрылись ворота башни. В ушах все еще звучали загадочные и пугающие слова кузена. Тьма сгустилась, она обволакивала погребальным саваном, теснила грудь; лившееся откуда-то сверху на каменные ступени винтовой лестницы зыбкое алое марево не могло рассеять ее, напротив, она становилась еще более вязкой и удушающей. Туда-то, к винтовой лестнице, и увлекал Терезу Конрад, и едва они ступили на крошащийся камень, до их слуха долетел слабый стук, различимый только здесь, за толщей башенных стен, сквозь которые не проникал шум ветра

Тук-тук, тук-тук.

— Боже милостивый, — одними губами прошептала Тереза, цепляясь за плащ кузена. — Мой опекун, что это?

— Алхимик за работой, дитя мое, только и всего, — отвечал Конрад.

Он продолжал медленно подниматься по лестнице; теперь ему приходилось едва ли не силой тащить за собой упирающуюся кузину. И чем выше они поднимались, тем ярче становился лившийся сверху призрачный свет, тем отчетливее был загадочный звук.

Тук-тук, тук-тук.

— Но что же это, что? — вскричала Тереза. — Кузен, что это за звуки? Они разрывают мне сердце!

— Он просто вбивает в стену железные кольца, — проворчал Конрад. — Успокойся, дитя мое.

Паутина липла к лицу Терезы, пугалась в шелковистых прядях волос; кузен увлекал ее все выше и выше, свет становился все ярче, молоток стучал все громче…

Тук-тук, тук-тук.

— Что же это такое? — шептала Тереза, охваченная страхом. — Что это такое, кузен? Ответь мне, я умоляю!

— Он готовит цепи, просто готовит цепи, — отвечал Конрад, не спуская глаз со ступеней, круто уходящих вверх. — Не бойся, дитя мое.

Дальше, дальше — выше, выше. Теперь уже отблески пламени — а это было именно пламя — играли повсюду; в скованном ужасом сознании Терезы звуки, доносившиеся из невидимой глазу мастерской, многократно усиливаясь, превращались в адский грохот. Девочка боялась, что потеряет сознание.

Тук-тук, тук-тук.

— О-о, ради всего святого, что это? — взмолилась Тереза, с силой, неожиданной в ее хрупком теле, стискивая руку кузена.

— Он кует кандалы, — прошептал, как из могилы, Конрад. — Думаю, он кует кандалы. Не следует падать духом, дитя мое.

Вновь заслышав холодящие душу звуки, Тереза пала перед кузеном на колени и, нащупав дрожащими пальцами его ладонь, в немой мольбе возвела на него прекрасные, подернутые пеленой слез глаза.

— О, мой кузен, вспомни, что мои родители вручили меня тебе в свой смертный час. Заклинаю тебя именем Господа нашего, остановись, не требуй от меня, чтобы я предстала пред этим алхимиком. Клянусь, одна мысль о нем приводит меня в содрогание.

Страх придавал ей силы, и Конрад на мгновение опешил, словно парализованный внезапным пробуждением воли в этом тщедушном создании, доселе беспрекословно ему повиновавшемся.

— Остановиться? — произнес он наконец. — Остановиться теперь, когда я сам вызвал его? Когда столько времени ждал его? Когда он специально для меня покинул Рим и проделал весь этот долгий путь? И теперь ты просишь меня остановиться?

Конрад опустился перед кузиной на колени и взял ее за плечи своими длинными сильными пальцами. На какой-то миг его жест заронил в сердце Терезы надежду — ей почудилось, что кузен желает утешить ее, избавить от страхов. Но нет. Конрад рывком поставил ее на ноги, не давая ни на секунду забыть о феерической игре света и тени на влажных стенах, о стуке молотка по адской наковальне.

Тук-тук, тук-тук.