Шторм ткнул в фотографию пальцем, указывая на поперечную балку ворот, в проеме которых угадывалась женская фигура. На деревянной балке был знак, едва различимый из-за дыма и плохого качества печати: что-то вроде восьмерки, заключенной в подкову.
— Как на ее броши, — затаив дыхание, промолвил Шторм.
— Точно.
Шторм вполголоса чертыхнулся:
— В чем ты хочешь меня убедить? В том, что эта фотография имеет какое-то отношение к Софии, ее матери и всему остальному?
— Я лишь пытаюсь сказать, что этого нельзя исключать.
Он свирепо воззрился на нее:
— Ну, положим. И все-таки, кто такой этот Яго, чтоб его?..
Харпер оживилась — ее глаза заблестели, дрогнули уголки тонких бледных губ. Казалось, даже голос ее — сухой, чуть надтреснутый — больше всего подходил для размеренного, неспешного монолога.
— Звали его Якоб Хоуп — во всяком случае, так говорил он сам. О нем практически ничего не известно. Скорее всего он был англичанин; много путешествовал: Европа, Африка, Америка, Ближний Восток. Впервые он заявил о себе лет тридцать назад. Бродяга, он странствовал с себе подобными. Все они принадлежали к новому поколению бродяг — в то время таких хватало. — Харпер, не переставая помахивать тростью, задумчиво потупила взор. — Хоуп постоянно твердил, будто он обладает магической силой. Будто способен предсказывать будущее и исцелять. Будто ему известна тайна вечной жизни. Он обещал бессмертие всякому, кто поверит в него и последует за ним. И за ним следовали… Главным образом женщины… В нем было что-то… чувственное, их притягивало к нему, точно магнитом… Молодые женщины, девушки, сбежавшие из дома — многие сидели на наркотиках, многие просто не знали, куда себя деть, — они становились его наложницами, с готовностью вверяли ему свои тела и души, рожали от него детей. — Она подняла голову. — Но этим дело не ограничилось. Его притязания простирались все дальше: его идеи становились все более грандиозными — и все более сумасбродными. Он объявил себя пророком, святым, сыном Божьим. Наконец, четверть века назад, святой Яго — к тому времени Якоб переделал свое имя на испанский манер[26]
— вместе со своими последователями покинул Англию. Ему удалось внушить своим ученикам, что их исход — пролог к вселенской катастрофе, пролог конца света, после которого он будет увенчан в Царствии Небесном, а они станут его верными апостолами. Так или иначе, но они последовали за ним. Они проделали долгий путь — Испания, Западная Африка — и наконец оказались в Латинской Америке. Там, в джунглях на плато Парана, святой Яго организовал поселение — там они должны были ожидать конца света.Шторм посмотрел на нее, затем кивнул на фотографию:
— И что же случилось?
— В лагере была одна женщина, которая в конце концов заподозрила неладное. Слепая вера в святого Яго неожиданно дала трещину. В ее душу закрались сомнения; ей стало казаться, что откровения Учителя, его пророчества и предсказания скорого Апокалипсиса — не просто обман, но обман, за которым кроется чудовищный замысел. Из лагеря начали пропадать дети — дети Яго. Иногда исчезали и их матери. Одна женщина сошла с ума и покончила с собой — ее не успели остановить.
Однажды ночью, когда все спали, мнительная послушница заметила, как несколько человек из ближайшего окружения Учителя вышли из лагеря и удалились в джунгли. Она выскользнула из постели и незаметно последовала за ними.
Шторм не спускал с Харпер глаз и слушал затаив дыхание.
— Дрожа от страха, она углубилась в джунгли. Кругом царила кромешная тьма. Кроны деревьев не пропускали даже лунного света. Ночную тишину то и дело прорезали крики диких зверей. Наконец впереди послышались приглушенные голоса. Раздвинув листву, она увидела небольшую прогалину — кто-то держал факел. То, что предстало ее взору, оказалось страшнее самых страшных страхов.
Харпер прищурилась, точно вглядываясь в толщу воспоминаний:
— Перед каменным алтарем стоял Яго… А на алтаре лежал ребенок. Его ребенок. Младенец. Он смотрел на отца сонными, доверчивыми глазами. Вокруг, бормоча таинственные заклинания, стояли самые доверенные последователи Яго. А в глубине поляны два дюжих апостола держали за руки молодую женщину, которая отчаянно пыталась вырваться. Кричали только ее глаза — рот ей предусмотрительно заткнули кляпом.
И вот Яго занес над обнаженным телом младенца кривой клинок и с задумчивой улыбкой…
— Господи Иисусе, — прошептал Шторм. — Постой, не надо, ради Бога!
— Словно пелена спала с глаз мнительной послушницы, — вполголоса продолжала Харпер. — Она повернулась и бросилась назад, в лагерь, чтобы поднять тревогу. К несчастью, в панике она потеряла бдительность — упала, наделала шума и этим выдала себя. Чудом ей удалось избежать погони и добраться до лагеря, где безмятежно спал ее собственный сын.
Тогда-то Яго понял, что игра окончена, и поджег поселение. Большинство сгорели заживо — огонь застал их спящими, — тех же, кто пытался вырваться из адского пламени, настигла пуля Учителя.
Лицо Шторма исказила гримаса боли:
— Похоже на трагедию Джонстауна.