По ту сторону Солнца. Часть первая

— Значит, этот ослиноголовый умрет? — переспросила Дарья, и когда ассаруа переместил ее на руках чуть выше, прижалась щекой к его груди, глубоко вздохнув через рот. Она, естественно, могла дойти до ложницы и сама, несмотря на слабость. Впрочем, не стала спорить и протестовать, понимая, что это бесполезно. Так как знала, Арун Гиридхари не просто опасался наступления у нее фантасмагории, но и не раз сказывал о том, что ее последствия могут стать гибельными для здоровья Даши, потому всегда организовывал за ней дополнительный пригляд.

— Ослиноголовый, — повторил Арун Гиридхари и чуть слышно засмеялся, что делал впервые при ссасуа, и в довершение всего сильнее изогнул нижний край рта. — Сие благо, что дайме асгауцев Хититами Сет вас не слышит, голубчик. А то бы посчитал таковое величание оскорбительным и потребовал контрибуционную выплату. Хотя после пропущенной вами фантасмагории, очевидно, данную выплату осуществит сам, — кажется, последнюю фразу Арун Гиридхари молвил не столько для Дарьи, сколько для себя. Однако уже в следующую секунду он обратился к юному авгуру, — касаемо, вашего вопроса, голубчик. Так фантасмагория на то и послана, або мы могли, не изменяя грядущего, спасти от гибели дайме Хититами Сета.

Негуснегести с легкостью (вообще присущей его движениям) развернулся, словно и не было у него на руках ссасуа, да, величаво ступая, направился к дверям, ведущим в половину последнего. Войдя в коридор чертогов через моментально отворившуюся створку, в сопровождение семенящего сзади Ури и четырех рабов, Арун Гиридхари заговорил по-велесвановски. Данная речь явственно предназначалась старшему халупнику, так как последний, стоило только зазвучать струне гуслей выводимой движением ноздрей негуснегести, враз гулко заурчал. Из слышимого монолога ассаруа, Даша смогла уловить несколько отдельных звуков обозначающих выражения «Самир», «вернет» и «пусть ожидает», а в следующий миг Ури откликнулся словом «слушаюсь». И когда негуснегести вошел в ложницу, старший халупник побежал по коридору явственно к приемной палате чертогов.

Арун Гиридхари бережно уложил юного авгура на лежак, также имеющего свое величание на перундьаговском, как лауу, оправил подол задравшейся свапху и опустился подле, приняв позу лотоса. Его большой палец вновь огладил края рта, ноздри и глаза Дарьи, проверяя ее состояние, а после он произнес:

— Голубчик, сейчас вернется Ури, и мне придется вас покинуть. Необходимо утрясти в связи с вашей фантасмагории возникшую неловкость. Понеже мне пришлось без объяснений покинуть дайме Хититами Сета в приемной палате, абы вам помочь. И он, определенно, сочтет сей скорый мой уход, как отказ, и будет данным действом вельми расстроен. Вы же покушаете, попьете, и поспите.

Створка двери плавно раскрылась, и в ложницу вошел Ури, неся в двух руках блюдо с едой, а в двух других пористую губку и маленький медный таз, чтобы умыть после еды Дашу. Чего последняя дюже не любила, и неизменно, коли это происходило по наущению негуснегести, демонстративно пыталась избежать. Арун Гиридхари степенно поднялся на ноги, и покуда таз с губкой старший халупник пристраивал возле дёпаки, пластины исполняющей роль светильника, помещенной в правый угол, еще раз повторил:

— Обязательно покушать, попить. Ури вас накормит. — Он прервался, да придав голосу неукротимой властности, чего делал в отношении Даши очень редко, дополнил, — накормит и умоет. А посем спать.

Старший халупник теперь направился к лауу юного авгура, обойдя негуснегести, и опустившись на присядки у изголовья поставил подле себя блюдо, одновременно, пояснив по-велесвановски, что-то хозяину. Отчего уже в следующий миг, как только он смолк, а Арун Гиридхари едва бросил на него взгляд, Дарья протянула:

— Ури сказал, что вас, ассаруа, ждут в приемной палате чертогов.

— Вы умница, голубчик. Мой поразительный абхиджату, — проронил негуснегести, последнюю фразу уже сказывая лишь о Даше. Теперь он шевельнул ноздрями и ссасуа уловил слухом в легком звучании струны гуслей два знакомых слова «дайме» и «не покидал». — Не будем напрягать ваш диэнцефалон, — разком досказал Арун Гиридхари, точно узрев как на щеки юного авгура выплеснулись мельчайшие голубоватые пятна, указывающие на тревогу. — Ури молвил, что дайме весь тот срок, оный я отсутствовал, не покидал наших чертогов, ожидая меня в приемной палате. А днесь, вам положено исполнить все мною указанное.

Негуснегести развернулся и неспешно направился вон из ложницы, ступая величественно, слегка колыхая материей малинового кафтана, где проходящий золотой узор и лимонно-лощеные самоцветы перекликаясь с белыми лучами (входящими через прозрачное кварцевое стекло крыши) вызывали блики в листовых зеркальных поверхностях всех четырех светильников, расположенных по углам помещения. Он уже достиг створки, да резко сдержав возле нее шаг, замер, но лишь затем, чтобы развернув голову, воззриться на Дарью и с мягкой улыбкой, сказать: