По ту сторону Стикса

Резервация по-настоящему жила только ночью, ночью она просыпалась и тянула к каждому свои щупальца, полные опасности. В полночь наступал комендантский час, согласно которому все жители резервации, кому позволялось выходить в город, должны были вернуться на территорию. Если останешься в городе, то полиция обязательно выловит тебя по чипу, и тогда не сдобровать. Не видел еще никого, кто вернулся бы после такой облавы. Ровно в двенадцать переходы на двух мостах закрываются, и до 6 утра никто не может ни войти, ни выйти с территории. Это не тюрьма и в тоже время намного хуже, чем тюрьма, потому что, попав сюда однажды, ты будешь принадлежать этому месту до конца своих дней. У меня в этом плане едва ли не самое жестокое положение, потому что мне разрешалось выходить за территорию. Видеть альтернативу и знать, что у тебя никогда такой жизни не будет, ибо кто-то когда-то заклеймил тебя, как опасного для общества.

Все мы здесь опасные. Все, кто хоть немного отличается от обычных людей, опасны: они дисбалансируют общество – поэтому их надо изолировать. Так всем будет лучше, так всем будет спокойней, так все будут равны. Эта беспощадная логика и расчетливость вот уже около ста лет распоряжалась жизнями. Мы стали новыми демонами этого мира. Когда человечество перестало верить в Дьявола, оно престало бояться. А толпа должна жить в страхе, иначе ее нельзя будет контролировать. Поэтому почему бы не найти новое зло среди себе подобных, почему бы не начать борьбу с ними – охоту на ведьм современности.

В "Будде" воздух был удушлив и тяжел, гомон людских голосов буквально застревал в нем, делая его еще более вязким, еще более непереносимым. Запахи не вызывали ничего, кроме отвращения, но мне некогда было обращать на это внимания, потому что еще больше чем запахи на меня давили эмоции людей. Оставалось только сосредоточиться, уйти поглубже в себя, чтобы не быть затянутым в это липкое, клокочущее месиво. Мне всегда было тяжело находиться рядом с людьми, еще тяжелее было находиться с рядом с людьми в резервации. Но привыкнуть можно ко всему, а если не привыкнуть, то хотя бы научиться противостоять.

Фрэй настоял на том, чтобы я тоже пошел к Монаху. Причины этого желания были ведомы только ему, потому что сразу по окончании боя он снова закрыл свой разум за непроницаемыми заслонами. Иногда меня это очень тяготило, а иногда я радовался такому положению вещей. Ну что ж, переживу. Тем более, что Фрэй не заставляет меня присутствовать при встрече с Монахом, он понимает, что это один из тех людей, кого я меньше всего хотел бы видеть. По личным причинам. Те же причины были и у Фрэя, но он не эмпат, и поэтому ему было легче, намного легче, чем мне. А посидеть полчаса за барной стойкой Будды – это вполне мне по силам.

Пузик остался со мной. Он тут же заказал себе кружку грина, но я вовремя успел заметить это и ловко выхватил у него стакан с зеленовато-желтой жидкостью.

– Если хочешь выпить, то что угодно, но только не эту дрянь.

Грин действительно был дрянью, по-другому и не назовешь. Это безобидное на вкус пойло вызывало легкие галлюцинации и некоторую приподнятость настроения – но не это самое страшное. Джэджун однажды поделился со мной, что этот напиток, помимо эффекта привыкания, еще и ускоряет процессы старения в организме. А уж это было совсем небезобидно. В резервации жизни и так улетали слишком быстро, просачиваясь, словно речной песок сквозь пальцы, не хватало еще и этой напасти.

– Я думал, ты и совсем запретишь мне пить, пока мне нет двадцати одного, – притворно надулся Пузик.

На мой взгляд, глупо запрещать что-то тому, кому в свои семнадцать можно убивать.

– Это интересная мысль, – я решил его немного поддразнить, – спасибо, что подсказал.

Мальчишка презрительно фыркнул в ответ, но я чувствовал, что он скорее веселится, нежели обижается. Бандит и впрямь по мне скучал. Это забавно. Вот почему я общаюсь с Пузиком – несмотря на весь осадок, который нанесла на него колония, а затем и резервация, он по сути остается таким, каким и был: по-детски непосредственным и простодушным.

– А если бы я тебе все же запретил, ты бы меня послушал? – поинтересовался я.

Пузик впал в задумчивость.

– Послушал, – неожиданно, кажется даже для самого себя, вдруг ответил он.

– Почему? – мне было любопытно, и я не совсем ясно мог прочитать ответ по его эмоциям.

– Потому что мне никогда никто ничего таким макаром не запрещал…наверно, – пацан колебался, не зная стоит ли продолжать.