По ту сторону Венского леса

Выйдя из лесу, Греттель побежала на восток, откуда слышались залпы орудий. Она должна доставить записку во что бы то ни стало.

После шестидесятикилометрового марша колонна 27-й советской гвардейской танковой бригады разместилась в австрийском городке Цистерсдорф. Узкие улочки городка были заминированы отступающим врагом. Почти все население гитлеровцы угнали в Германию или расстреляли.

Рота капитана Ходжи разместилась в западной части городка. Уцелевшие жители этого района собрались вокруг походной кухни: там они получали горячую пищу наравне с танкистами.

Вот уже десять дней в городе свирепствует голод. Немцы отобрали у жителей все до последней картофелины.

Охрана западной части города была поручена ротам капитана Ходжи и лейтенанта Ботяну. В боевом охранении в двух километрах от города находились капрал Вылку и Безня. Утром в половине шестого они заметили приближающуюся к ним женщину. Она шла по шоссе спотыкаясь, изредка останавливаясь.

Вылку завертел ручку полевого телефона.

— Алло… алло… «Олт»? Здесь «Прицел»… Здесь «Прицел»… Докладывает капрал Вылку.

— Что случилось, Вылку?

— Господин капитан, по шоссе, к городу, идет какая-то девушка. Наверное, это шпионка…

— Ну тебя… к черту!… Ты еще выдумаешь! Пусть она подойдет, а потом, когда вы сменитесь, доставьте ее на командный пункт.

Девушка приближалась очень медленно. Капрал Вылку, наблюдавший за ней в бинокль, понял, что она очень устала. Потом девушка присела на обочину дороги.

Безня выскочил из укрытия и с автоматом в руках незаметно подкрался к девушке. Она сидела неподвижно, будто уснула или потеряла сознание. Безня наклонился над ней и погладил ее рыжеватые волосы.

Девушка вздрогнула, застонала и неожиданно вскочила на ноги.

— Постой, милая, постой… я тебя не съем. Я добрый человек, румын.

— Rumanen? Ja… Ja… — и Греттель с радостью схватила его руки и горячо поцеловала.

Безня в замешательстве отдернул руки.

— Что ты, что ты… я не поп, чтобы мне руки целовать… Или у вас здесь так принято?

— Ja… Ja… — повторяла Греттель вне себя от счастья.

Ее привели к капитану Ходже; он предложил ей сесть.

— Вы говорите по-немецки или по-французски? — спросила его Греттель.

— Да, мадемуазель, я говорю по-французски… Садитесь, пожалуйста!

Греттель, смертельно усталая, опустилась на стул. Потом прошептала, радостно улыбаясь:

— Господин офицер… у меня записка… но сначала… будьте так добры, дайте мне стакан воды…

Дав Греттель воды, Ходжа доложил о случившемся командиру полка. Командир полка — командиру дивизии, и через четверть часа девушку отправили на командный пункт.

Рассказ Греттель Илиуц переводил на румынский, а Карташев — на русский. Перед тем как ее ночью взяли из дому, Греттель получила через надежного связного письмо от отца, который был в концлагере. Она даже не успела распечатать его, как к ней ворвались гитлеровцы. Но она чудом спаслась от смерти. Двое суток она пробиралась по дорогам от Венского леса, обходя отступающих на запад фашистов.

Карташев взял в руки конверт. На нем карандашом было написано по-немецки: «Вручить первому советскому офицеру». В конверте лежала написанная по-русски записка: «Дорогие товарищи! Нам, нескольким заключенным, удалось бежать из лагеря. Спасите нас! Мы прилагаем схему того места, где находимся».

Генерал взял схему и сверил ее со своей картой, которая лежала на столе.

— М-да… Возможно, через два-три дня мы будем там, в Хоэнрупперсдорфе, и сможем им помочь. Это как раз на нашем пути. Спроси-ка, Карташев, девушку, что она думает теперь делать? Останется ли она здесь, в городе, и есть ли у нее кто-нибудь из родных или знакомых поблизости?

У Греттель здесь никого не было, и оставаться тут она не хотела.

— Могу ли я вас попросить…

— Пожалуйста, пожалуйста! — ободрил ее генерал; он немного понимал по-немецки и не дожидался перевода.

— Я хотела просить у вас разрешения пойти с вами…

— Пойти с нами? Куда?

— В Вену… Там моя мать, я ее оставила одну… Я могла бы быть вам полезной… Я студентка медицинского факультета… Умею делать уколы, перевязки…

— Хорошо, мы вас оставим при медпункте. — И, обратившись к Илиуцу, добавил: — А пока что накормите ее как следует.

— Разрешите мне сначала поспать… Вот уже трое суток я не сомкнула глаз. Если бы вы мне предложили сейчас хоть целый вагон апельсинов, которые я очень люблю и не ела уже шесть лет, я все равно бы не променяла на них час сна…

— Предоставьте ей походную койку в машине медпункта. Пусть бедняжка выспится как следует! — распорядился генерал.

Но в машине Греттель все-таки уговорили поесть. Девушка ела с жадностью. Потом вдруг расплакалась… Сержант Илиуц стал ее успокаивать.

— Нет, нет… Дайте мне поплакать. Я и не подозревала, что можно плакать от счастья. Ах, если бы вы знали, как я счастлива…

Вскоре она уснула спокойным, безмятежным сном.

Колонна снова двинулась в путь. Греттель проспала целые сутки. Дорожные выбоины казались ей покачиванием детской колыбели, а шум моторов — колыбельной песней, которую она слышала когда-то давно-давно.