- Брат он его двоюродный. - Это мать в разговор вступила. - С детства дружили. А после того как Володя с площадки поезда сорвался, очень Толя о нем заботиться стал. - «Толя»? Это она Тяпова имела в виду. - Ну, и они друг к другу всем сердцем привязались. Толя говорил еще, что Володя его отдушина, что у нас он душой отдыхает. Без Толи мы пропали бы.
- Он вам корову обеспечил?
- Да. Прошлой весной рассказал, что, слышал, из города разнарядка пришла, помочь коровой бедствующей семье, лучше всего с инвалидом, чтоб, значит, в газетах прописать об этом. «Теперь, говорит, семью выбирать будут. А я уж потихоньку постараюсь, чтобы вас выбрали. Корову у вас забрали? Забрали, вот и вернут. А в газетах лишний раз пропишут про щедрость советской власти. Вы уж не забудьте советскую власть за заботу поблагодарить, если журналисты и до вас доберутся.»
- С коровой вы и выжили?
Я повернулся к Володе:
- А щенки все погибли?
- Нет... - Он улыбнулся бледной счастливой улыбкой. - Один еще держится. Может, выходим... А откуда вы про щенков знаете? - вдруг спохватился он.
- Я все знаю, - ответил я. - А ты знаешь хоть, что твой Толя натворил?
- Неправда это, - убежденно ответил Володя. - Толя добрый.
- Для кого добрый, а для кого... Волков он где держал?
- Сперва на конезаводе, пока тот еще пустовал. Потом, под Новый год, на несколько дней у нас селил, искал волкам новое место. Где-то устроил их. Где - не знаю. Только забрал в начале января. Волчиху то есть. Волк сбежал и исчез. Толя каждую ночь его искал, подманивал, но без толку. Потом открылось, что волчиха беременна. Позавчера вечером он нам щенков принес, когда... Но не он это...
- Пусть не он. - Для него Тяпов был ангелом, и тут не переспоришь; да и охоты мне не было спорить. - Кто по ночам выл - волк сбежавший или Тяпов, волка приманивая?
- Я так понял, что по-разному бывало, - сказал инвалид. - Но не интересовался особо, просто знал, что он по ночам волка ищет.
- Волки тихо себя вели в те дни, что у вас жили? Корова не нервничала? Где их держали - то есть, ее, волчиху - я все время забываю, что волк сбежал, а волчат еще не было?
- Да, корова в те дни совсем мало молока стала давать. Хотя держали волчиху далеко от нее, на замке, в дровяном сарае. Толя умел с ней разговаривать - пошептал ей что-то, и она все дни тише мыши просидела.
- Мда... А куда волчонок денется - если выживет?
- Другом моим будет, - с горячностью сказал инвалид. - Верным и единственным. Знаете, как он любить меня будет!
- Они оба были без ума от этой идеи, - сказала его мать. - Совсем на ней помешались. Володя - от мысли, что не одинок будет, когда ни меня, ни Толи рядом нет, а Толя - от радости за Володю!
- Ведь про родство ваше с Тяповым все знают? - спросил я.
- Да, все, - ответила мать. - А что тут дурного?
- Ничего дурного. И вам без вреда. Все знают, что вы безобидные. И про ваше родство с Тяповым никто не вспомнит... пока волчонок по двору не забегает. Убить его убьют, ясно. Еще придумают что-нибудь навроде того, что это Тяпов воскресший. Но, главное – пока волчонок глаза людям мозолить не начнет, никто не свяжет воедино вас, Тяпова и корову... А что, корове вашей многие завидуют?..
- Не то чтоб завидуют... - сказала мать. - На жизнь серчают. А такой зависти, чтобы именно на нас особый глаз держали, нету. Не придираются к нам... Погодите, - добавила она, начиная соображать, что к чему. - Вы хотите сказать, что как волчонок на глаза кому-нибудь бросится, это будет как спичкой при сухом сене чиркнуть? Про выкормыша оборотня зашумят или про что-то навроде этого, и нас в Толины подельщики запишут - начнется разбирательство, и власть у нас корову отберет?
- А вы как думаете? - спросил я.
- Нехорошо это - не сделают так, - сказал Володя, но я объяснил, что к чему:
- Власть наша, она справедлива, но сурова. Как вам корова досталась? Благодаря проискам врага... - Я встал в наступившем молчании. - Про то, что кроме волка волчиха была, да с волчатами, только два человека пока знают. Со вторым я договорился, он будет молчать. Но ваш волк, подросши, сам себя выдаст... Сами, в общем, думайте, я тут не советчик.
Я направился к двери, но меня остановил голос парализованного, заговорившего умоляюще:
- Мы его дома втихую будем держать. Или как подрастет, на волю выпустим...
- Дома его долго не утаишь, - возразила его мать. - А если выпустить, он или погибнет сразу, законов воли не зная, или начнет к нам возвращаться, в родной привычный дом - не прогонишь... - Она повернулась ко мне. - Без коровы мы с голоду вымрем, а у сына душа сгорит, если... - Она не договорила. И так все было понятно.
Я кивнул. Сын ее - как заключенный в собственном теле и в четырех стенах. А заключенные, они - сколько случаев описано - даже крыс, мокриц и паучков порой приваживают и рыдают навзрыд, если с теми беда случается. От тоски и одиночества душевного... А тут не паучок и не крыса, тут совсем другое - привораживающее и трогательное. Настоящее существо. И другом настоящим стать обещает. Мать встала.