Мне было о чем поразмыслить. Все мне теперь казалось инсценированным, и горький осадок появился, мерзкое ощущение, что дал я себя поймать на не слишком-то хитрую удочку. И какую роль в инсценировке играет то странное создание, которое я встретил близ железнодорожного переезда? Да наверняка один из местных юродивых. У меня появилось подозрение и крепло с каждой минутой, что, когда я докопаюсь до сути всей это сумасшедшей истории, она предстанет хорошим пшиком.
И весь день смешался в голове хаотичным комком, слипся, ощетинился, усох, запрыгал куда-то по кочкам сознания беспризорным перекати-полем, и до ощутимости настырно полезли в мозг иные видения, стали мне мерещиться протопленная комната, и рюмка ледяной водки, и чашка крепкого горячего чаю, и чтобы ложка звякала, размешивая сахар, и чтобы расслабиться, наконец, надолго, и книжку или журнальчик полистать с хорошими картинками, чтобы цвета яркие и мягонькое благополучие на этих картинках, и до чего ж истинным показалось мне это мечтавшееся - истинней всего пережитого, а реальность этого дня и многих других дней на фоне моих видений предстала фантомом бесплотным, выморочным дымком. Может быть, я в тот миг впервые видел свою жизнь со стороны, и этот взгляд со стороны, холодно удивленный, помог мне разобраться в себе самом. И едва я увидел истинную цену моего существования и моих занятий - обидно дешевую, задевающую самолюбие и исцеляющую от излишнего самомнения, - как все ниточки прошедшего дня начали увязываться друг с другом, и, мнилось мне, начал я понимать, что происходит на этой разоренной войной земле, на этом пространстве, словно накрытом плевком дьявола, - так наги, искалечены и непристроены были даже мысли и поступки живших здесь людей... И во мне самом зверь заскребся, тот зверь, что на долгие годы пристроился у меня под сердцем, и не знаю даже, кому я больше служил, закону или этому зверю... И начал мне нашептывать этот жадный и хищный зверь, как и что могло по всей вероятности произойти. С тем я и подъехал к милицейской конторе.
Ребята-конокрады меня ждали тише воды ниже травы - одно то, что я пустился в погоню за оборотнем, да еще лошадь при этом ловко укротил, да еще и живым вернулся, произвело на них впечатление, близкое к священному ужасу, что ли... Забавно работали их ограниченные мозги. Не бояться никакой настоящей власти, которая может и пулю в лоб влепить, и бояться порождения собственной фантазии и уважать власть настолько, насколько власть не разделяет их страха... М-да, разладилось что-то на этой земле.
- Ну что? - спросил парень, являвшийся ко мне для переговоров.
- Ничего. Ушел, - ответил я, слезая с лошади. - Лошадь возьмите. Молодцы, хороший уход за ней блюдете. Вот и сейчас не мешает ею сразу заняться. Она много прошла.
- То есть как - ушел? - спросил другой парень. - Вы его видели?
- Можно сказать, что да. Тень его видел. Ума не приложу, как он, раненый, ухитрился от меня улизнуть.
- Раненый?! - воскликнули сразу несколько голосов.
- Да. Я по кровавому следу шел, рана его кровоточила.
- А потом? - почти умоляюще проговорил тот парень, с которым я вел свои переговоры. - Не тяните, начальник, что потом было?
- Говорю ж, ничего не было. Я по кровавому следу дошел за ним до того маленького кладбища возле Митрохина. А посреди кладбища след взял да исчез у одной из могил. Я пошарил вокруг, но его как языком слизнуло.
Наступила полная тишина. Я внимательно поглядел на ребят.
- Если кто мне не верит, может съездить туда. Хоть сейчас, хоть утром. И кровавый след найдете, и увидите, как мы шли. Может, лучше меня догадаетесь, как он меня вокруг пальца обвел. И мне заодно подскажете. Все-таки местность знаете.
- Да чего тут догадываться? - угрюмо проговорил один из моих удалых конокрадов. - В могилу он свою ушел. Надо завтра открыть могилу, он, небось, лежит там и рану зализывает. Осиновый кол вот только приготовить.
- Вот еще вздумали, могилу разворотить! - заметил я. - Нет, этот гад по земле ходит. Но теперь я до него доберусь, раз он у меня меченый... Да, кстати, насчет моих меток. Где, этот, с простреленной рукой? А, вот ты. Ну-ка, покажи руку. До чего ж грязной тряпицей замотал. Порядок, навылет, сквозь мягкие ткани. Но лучше врачу показаться. Пошли, сейчас врача из постели вытащим.
- А Гришку освободить? - подсказал один из парней.
- Да, Гришка. Чуть не забыл про него... Сейчас.
Я прошел в здание, спустился к камере, отпер ее. Гришка сидел на нарах, поджав ноги.
- Ты чего, начальник, посередь ночи? - встрепенулся он.
- Выходи, - сказал я. - Мы с твоими друзьями обо всем договорились.
- Я что, свободен?
- Пока что да. А дальше от тебя зависеть будет.
Он пулей вылетел на улицу. Когда я вышел вслед за ним, он уже переговаривался с приятелем.
- Растекайтесь, - велел я. - Больше ничего интересного не будет. И не вздумайте бедокурить. Раненый, за мной.