– Тогда шагом марш, Злата Синцова, – весело сказал сталкер, подтолкнув напарницу вперед, а сам полуобернулся и тихо прошептал: – Жбан, потерпи чуток. Армада вернет тебя. Обещаю хоть на коленях просить ее об этом!
В горах вечерело быстро. Сумерки сгущались сначала в долинах и по лесам, потом выползали на вершины сопок. Наступало время, когда местная фауна начинала затихать, боясь издать лишние звуки и готовясь ко сну. Любой твари в дебрях Урала хотелось утро встретить живой. С приходом ночи активировались мутанты и те хищники, что после Судного дня не подверглись влиянию радиации и биоспор.
Бром, прислушиваясь к звенящей тишине распадка, не боялся никого. Его необычайные способности телепатии и ментального воздействия, приобретенные в спецлабораториях сначала Ока, а позже и Южного форта, позволяли влиять на психику и поведение не только животных, но и человека. А экзоскелет, в который его по приказу Харда воткнули «каратели», надежно защищал изломанное экспериментами тело от всякого негатива извне. С тех пор, как его забрали из бункера ученых в павшем Южном форте, прошло много времени. На долю Брома выпало немало испытаний, пока отряд Харда пробирался через Пустоши. Полковник был одержим мыслью завладеть святыми артефактами фортов и ключом Армады, которые находились лишь у одного человека, носителя этих волшебных девайсов – Треша. Уже половина Пади прослышала об Избранном, наделенном силой Армады и ее менталом, отправившемся в долгий, изнуряющий рейд для решения некой задачи сакрального могущественного комплекса. Но это был простой смертный, с которым смогли бы совладать и Фараон, и Хард, и спецы «Всевластия».
«Простой ли? – задумался Бром, вглядываясь в темнеющие очертания скал и сосен. – Обычный человек не способен преодолеть попавшиеся ему на пути препятствия и вынести такую психологическую нагрузку многодневного похода через непролазные, смертельные территории Пустошей. Но ведь «каратели» прошли! Пусть и потеряв половину бойцов в ранее неведомых блуждающих аномалиях и пастях неизвестных доселе мутантов. Но пробрались до Восточных рубежей. Почему бы и Трешу не выжить после подобного рейда?!»
Но бывшего профессора Синцова, ютящегося сейчас в модуле массивного бронекомбинезона, интересовала не столько судьба знаменитого в Пади сталкера, сколько состояние его спутницы.
Злата!
Тоже Избранная Армады, носительница священного кристалла, искусный боец. А еще его, Синцова, дочь! Новостей о ней в последнее время не было, «каратели», пленившие профессора, не выдавали никаких сведений, все держали в строгом секрете. Избранные должны были любым способом попасть сюда, в горную местность. Возможной конечной целью их похода, скорее всего, был Восточный форт, до которого рукой подать, но что мог сделать ученый, облаченный не столько в защитный костюм, сколько в оковы?..
Экзоскелет, намеренно обесточенный Хардом, теперь являлся всего лишь мобильной тюрьмой: ни оружия, ни защитных девайсов, ни иньекторов. Бакс, технарь-умелец и по совместительству боец полковника Харда, сейчас охранявший профессора, постарался на славу, вынимая лишние элементы модуля и отключая опасные приводы. Оставил только пневматику, отвечающую за шевеление руками и медленное перемещение ног. Видимо, боялись, что сбежит или кинется в рукопашную, поэтому отключили все жизнеобеспечение, да и кормили с ложечки. Ученый ощущал себя консервой, причем протухшей. Его бесили собственные уродство и беспомощность, тем более в предвкушении встречи с дочерью. «Точно, Бром! Ненужный химический элемент-пустышка в общей цепи мироздания. Злата! Девочка моя. Как я хочу увидеть тебя, обнять, принять. И как ненавижу себя! Хочу и боюсь нашей встречи. Я монстр. Я конченый идиот. Причина всех зол и напастей. Как я могу?.. А ведь могу же. Могу-у!»
Бром прищурился, потому что вглядываться во мрак оврага, где находились он, «каратель» Бакс и двое Псов, разжигающих костер, стало больно и бесполезно. Но изуродованный мозг профессора, над которым «поработали» коллеги из научного бункера, обладал бо́льшими способностями, чем простое визуальное восприятие окружающего мира. Он напрягся и сконцентрировал внимание на более слабом в умственном отношении противнике – на одном из аборигенов. Полуголый, копошащийся возле костра, разрисованный от макушки до пят дикарь заерзал, ощутив какие-то неудобства. Стал озираться, хвататься за голову, материться почем зря. «Каратель» в это время упорно запрашивал по связи командира, отвлекшись от остальных. Этим ученый и воспользовался.
Абориген шатающейся походкой направился к луже, зачерпнул алюминиевой тарелкой грязной воды, вернулся к костру и вылил содержимое посуды в огонь. Угли зашипели, повалил дым, но пламя полностью потушить не удалось. Тогда дикарь, вздрогнув от нового ментального посыла профессора, приспустил штаны и стал мочиться на кострище. Такая выходка соплеменника вызвала бурю недовольства у второго Пса, а моментально наступившая темнота вокруг кострища порядком напугала его и привлекла внимание «карателя».