— Вильгельм сообщит, что ты доблестно погиб при исполнении… если напишешь, получится, что ты знал, что собираешься умереть. Знал и не приехал сказать лично. Не навестил, — я замолчала, подбирая слова. — Это довольно… подло. И не говори, что не хотел беспокоить. Она имеет право знать, понимаешь?
Диттер кивнул, хотя и как-то рассеянно. Похоже, мысли его были где-то далеко от дел насущных.
— Поэтому… при исполнении и никак иначе. Может, тебе и медаль какую выправят? Посмертно?
— Может…
— А хочешь, я денег дам… у меня много… честно говоря, я только и умею, что их зарабатывать… нет, тратить тоже, но зарабатываю все равно больше. На приют вот отпишу, раз уж обещала крышу… и твоей сестре могу.
— Не надо.
— Я не хочу превратиться в старуху Биттершнильц, — почему-то я четко осознавала сейчас, какое будущее меня ждет. И оно, бездна его задери, мне совершенно не нравилось.
Одиночество.
Гюнтер единственной компанией, и то пока не состарится… где-то на третьем этаже Рашья со своими девочками, которых, конечно, будут учить и вообще… когда-нибудь она сменит Гюнтера. Девочки… рано говорить, но подруг у меня не было и, крепко подозреваю, не будет.
Я или подпишу с ними договор на кровь, или однажды они покинут этот дом. А я… я останусь наедине со своими заводами и фабриками, управляющими, которые будут меняться, не меняя ничего в принципе. С проектами и их воплощением.
Финансовые схемы. Потоки. И… проклятье, тоска безбрежная, из которой не вырваться. Не хочу.
Благотворительность не спасет. Во всяком случае, та, которой я готова заняться. Поездки по сиротским приютам. Угодливые взрослые, дрессированные дети… меня стошнит на третьем визите. Нет, я лучше чек выпишу, избавляя себя от этого представления. А потому…
— Поцелуй меня, что ли? — как-то безнадежно предложила я. А Диттер взял и исполнил просьбу.
И видят боги, это было хорошо.
Мертвые способны притворяться живыми.
Иначе у нас вряд ли что-то получилось бы. Но вот если тепла достаточно для двоих, если сердце начинает стучать быстрее и в принципе… в принципе я не хочу думать о вещах подобных, поскольку эти мысли здорово опошляют случившееся.
Нет, я не против пошлости. Но… не сейчас. Не здесь.
Просто… мертвые способны притворяться живыми, если поделиться с ними силой и этой самой жизнью, которой в нем и так осталось на донышке.
Я легла, подперев подбородок рукой. Спит. И сон глубокий, неестественно, я бы сказала, глубокий… дыхание ровное, что хорошо, но тьма в груди свила гнездо, она тоже дремлет, то ли после секса, то ли по воле божественной, главное, что время еще не вышло. А у меня появляется подленькая мыслишка сделать так, чтобы оно не вышло вовсе. Это ведь несложно, верно?
Бросить все. Уехать. Колонии, Острова… бездна мироздания. Главное, не завершать… и жить… жить вдвоем… он будет делиться со мной силой, а я — заботиться о нем, как умею. Правда, умею я хреновато, надо быть честной с собой, но… со временем научусь. Возможно.
Правда, Диттер не согласится. Но у меня осталось то зелье в лаборатории. Одной капли хватит, чтобы решить проблему… Интересно, его тоже моя бабка варила? Не удивлюсь, если так…
Я вздохнула. Нет. Я не хочу, чтобы из-за зелья. Мне этого будет недостаточно. Я вздохнула и, наклонившись, коснулась губами щеки. Какая холодная… ледяная просто. Я бы согрела его, но, боюсь, попытайся я сейчас, просто вытяну остатки тепла. А потому лишь поправлю одеяло и уберусь.
Хороший мальчик. И всегда таким был. Правильным. Серьезным.
А я? Я… никогда и никого всерьез не принимала. И жить привыкла легко. И эта ночь ничего не изменит. Наверное… я подняла полотенце и на цыпочках вышла в коридор. Дверь закрыла аккуратно. И обернувшись, увидела Вильгельма.
— Он-то хоть выжил? — поинтересовался старший дознаватель, который и сам выглядел не слишком-то хорошо. Он сидел на полу, как был, в одежде. И пальто его кашемировое промокло, а еще пропиталось грязью и дымом. Огнем. Кровью. Болью… и он принес сладкий вкус чужих страданий.
— Спит, — сказала я, полотенце поправляя. — И жить еще будет… некоторое время.
— Пока мы…
— Да.
— И что думаешь?
Он смотрел на меня снизу вверх и казался таким ошеломляюще беспомощным, что меня прямо-таки неудержимо тянуло погладить его по волосам и успокоить какой-нибудь глупостью.
— Думаю, свернуть тебе шею, а его забрать и уехать подальше отсюда, — честно призналась я. Правда, добавила: — Только он не согласится, а зелья использовать… это все испортит.
— Есть чему портиться?
— Не знаю, — я вздохнула. — Он… хороший. Я не слишком. И мы на редкость не подходим друг другу…
— Это точно, — Вильгельм потер руку с содранной кожей.
— Наверное, хорошо, что он умрет раньше, чем поймет это, да?
— Наверное…
— Плохо?
Инквизитор, как ни странно, кивнул. А я предложила:
— В кабинете есть виски… я пока оденусь. А ты напивайся, здесь можно… безопасно в какой-то мере…
Он успел выпить. Вытащил самую запыленную бутылку, которую наспех отер рукавом пальто. И устроившись в кресле, стянул заляпанные рыжей грязью ботинки.