По Уссурийскому краю

Мелкие ручьи, сбегающие с гор, текут по узким оврагам и питают болото водой. Между ними образовались небольшие релки, покрытые ольхой, березой, липой, а где посуше – дубовым редколесьем. Тропа идет через эти овраги, но затем круто поворачивает к болоту. Расстояние от Мулумбе до реки Каимбе не более 6 км, но на этот переход мы употребили почти целый день – болото оказалось зыбучим. Мы пробовали было идти стороной около тропы, но это оказалось еще хуже. Наконец перед сумерками болото было пройдено. Впереди, около реки Каимбе, виднелась какая-то фанза; к ней мы направили свои стопы.

Река Каимбе (по-орочски – Кая) на картах значится Каембэ. Она такой же величины, как река Мулумбе, только впадает непосредственно в море. С левой стороны ее тянется длинная и высокая терраса, уже разрушенная временем. Терраса эта является древним берегом лагуны и имеет наклон к озеру и обрывистые края к морю.

В фанзе жили 2 китайца. Ни огородов, ни пашен вокруг нее не было видно. Однако зоркий глаз Дерсу усмотрел поперечную пилу, топоры с длинными ручками, кузовни, плетенные из лыка, и длинные каны, не соответствующие числу обитателей фанзы. Оказалось, что китайцы занимаются сбором древесных грибов и лишайников с камней. Первые относятся к семейству дрожалковых грибов и собираются исключительно с дуба. Они своеобразно ароматны и содержат в себе много воды (98 процентов). Для культуры их китайцы валят на землю множество дубовых деревьев. Когда дуб начинает гнить, на нем появляются грибы, по внешнему виду похожие на белые кораллы. Китайцы их называют «му-эр». Их собирают и сушат сначала на солнце, а потом в фанзе на сильно нагретых канах.

Лишайники темно-оливково-зеленые (называемые «шихуй-пи», то есть «каменная кожа») в сухом состоянии становятся черными. Их собирают с известковых и сланцевых скал и отправляют во Владивосток в плетеных корзинах как гастрономическое лакомство.

Нельзя не удивляться предприимчивости китайцев. Одни из них охотятся за оленями, другие ищут женьшень, третьи соболюют, четвертые заняты добычей кабарожьего мускуса, там видишь капустоловов, в другом месте ловят крабов или трепангов, там сеют мак и добывают опий и т.д. Что ни фанза, то новый промысел: ловля жемчуга, добыча какого-то растительного масла, ханшина, корней острогала, да всего и не перечтешь. Всюду они умеют находить источники обогащения. Вопрос труда отходит у них на второй план, лишь бы источник этот был неиссякаемый.

Мы так устали за день, что не пошли дальше и остались здесь ночевать. Внутри фанзы было чисто, опрятно. Гостеприимные китайцы уступили нам свои места на канах и вообще старались всячески услужить. На улице было темно и холодно; со стороны моря доносился шум прибоя, а в фанзе было уютно и тепло…

Вечером манзы угостили нас «каменной кожей». Темно-бурые слизлые лишайники были безвкусны, хрустели на зубах, как вязига, и могли удовлетворить разве гастрономический вкус китайцев.

По их словам, до Санхобе оставался только один переход. Желая дойти туда засветло, мы выступили на другой день очень рано.

От грибной фанзы тропа идет горами вдоль берега моря и в пути пересекает 5 горных отрогов, слагающихся из кварцевого порфира и поросших редколесьем из дуба, липы и черной березы.

Эта тропа считается тяжелой как для лошадей, так и для пешеходов. По пятому, последнему распадку она поворачивает на запад и идет вверх до перевала, высота которого равна 350 м. Подъем со стороны моря крутой, а спуск к реке Санхобе пологий.

За перевалом картина меняется. Вместо порфиров появляются граниты и на смену лиственному редколесью выступает хвойно-смешанный лес отличного качества. Маленькая речка, по которой проложена тропа, привела нас на реку Сяненгоу[146], впадающую в Санхобе недалеко от моря. Когда-то здесь была лесная концессия Гляссера и Храманского.

Предприятие это, как и все скороспелые русские предприятия, обречено было на гибель. Срублено деревьев было много, а вывезено мало. Большинство их брошено в тайге; зато какой горючий материал для лесных пожаров остался на месте!

Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось с нами в дороге, а они мне говорили о том, как работали на Санхобе.

Как ни интересен был наш разговор, но усталость взяла свое. Н.А. Пальчевский заметил это и стал устраивать мне постель. Я лег на кан и тотчас уснул.

Весь следующий день мы провели в беседе. Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по берегу моря. Отсюда нам надо было идти к Сихотэ-Алиню и далее на Иман. На совете решено было остаться на Санхобе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и снарядиться для зимнего похода.