Но и этого Гремеру показалось недостаточно. Ударом ноги юноша выбил из-под деда табурет, и тот, потеряв равновесие, упал на пол. Раздались короткие смешки. Гремер наклонился к самому уху упавшего человека и злобно зашипел:
– Убирайся отсюда, грязное животное, пока я тебя не прирезал, как свинью!
Старик, молча, встал и, сопровождаемый злобными взглядами, покинул «Сломанный нос».
На улице дул ветер и начинал накрапывать лёгкий дождик. Боги опять чем-то недовольны и то ли льют слёзы, то ли плюют на людей с небес. Седовласый человек накинул на голову капюшон и, не спеша переставляя ноги, облачённые в старые драные сапоги, стал нещадно месить ими грязь, двигаясь вдоль дороги на северо-восток.
Он шёл и шёл вперёд, мысленно прибывая где-то глубоко внутри своего сознания, не замечая почти ничего вокруг. Дождь усиливался, огоньки вдоль дороги быстро гасли, а залётные путники ютились под кронами деревьев.
Сторг свернул с пути, устремившись под пышную, весеннюю листву. Ему не нужна была компания и проблемы, связанные с ней. Старик углублялся в лес, с каждым шагом удаляясь от оживлённого тракта. Ему показалось, что он уже достаточно далеко ушёл, как вдруг, среди шума капель, осыпающих живую крышу, зазвучали аккорды струнного инструмента.
Медленная, печальная мелодия, будто мотылька на свет манила к себе высокого старца.
Плачет небо в такт сердцу моему,
Как ночь мне скоротать совсем здесь одному?
В кошеле ни гроша, во рту нет ни крошки,
Видать, помру сегодня, откину здеся ножки…
Под перебор струн звучал печальный монолог или скорее песня рыжего, покрытого веснушками парня лет двадцати. Лёжа на спине, задрав ноги на дерево и подперев его пятой точкой, он естественно не заметил приближения старика.
– Интересно, значит, ты, умираешь с голоду и лежишь тут, задрав ноги?
Рыжий всполошился, мгновенно занял позицию ногами вниз, визгливо заявив:
– Денег нет! Живым не дамся!
– А мне и не надо ни того, ни другого. Я услышал музыку, мне она понравилась, вот и подошёл поближе.
Паренёк, присмотревшись и разобравшись в ситуации, сразу же занял эффектную позу, как бы выражая своё превосходство юности и силы, каким-то непостижимым образом, вписывая в эту картину лютню.
– Значит так, старый, меня зовут Мавелс или Мавелс-рыжий. Я лучший бард северных земель, играл даже в царском дворце, пока его не заняла нечисть и не съела, или что она там делает с дворцами-то? Не важно! Автор таких песен как «Лю-ли-ля», «Ведьма и дом»…
– Да ну?! Ни разу не слышал. Может сыграешь что-нибудь из этого…
Брутальный рыжий бард ответил с ноткой горечи:
– Жаль разочаровывать тебя, старик, но Мавелс никогда не играет бесплатно!
При этом он сделал странный жест, вскинув правую руку, будто раздавив нечто в ладони.
– Хм… Ну, а вот, скажем, яблоко стоит твоей песни? Или я могу просто уйти и, скажем, сам съесть яблоко.
Рыжий сглотнул тут же выступившую голодную слюну.
– За яблоко я спою тебе только один раз. Нынче… Нынче я очень нуждаюсь…
Старик извлёк из своей хламиды фрукт и бросил его барду всех бардов. Несколько ударов сердца стоял хруст, затем на землю упало лишь несколько семечек и короткий хвостик в придачу. Утерев довольное лицо, музыкант пробежался по струнам и затянул песню:
Я сказки не верил и темноты не боялся,
Пока однажды с нею я не повстречался.
Глубокий лес, худа избушка,
Оттуда чей-то голос, по-видимому – старушка.
Шагаю ей навстречу, желаю постучать,
И вдруг всё понимаю – вступил, дурак, в печать.
Она, как засветилась – я вмиг стал кабаном,
Был занесён на ужин в зловещий этот дом…
Аккомпанемент был столь же необычным и напористым, как и слова. Сторг поначалу был шокирован подобным исполнением, парень делал свой голос искусственно грубее, играл резко, слегка подёргиваясь в такт. Через пару минут старик раскусил в песне и манере особую изюминку. Это было ново и необычно, но однозначно интересно. Одна песня, а за ней другая и следующая, так продолжалось до глубокой ночи. Паренёк совсем забыл про уговор и, найдя благодарного слушателя, с удовольствием делился своим творчеством.
Сторг и Мавелс не раз подкидывали дрова в разведённый костер, но всё же, каким бы не было интересным общение двух таких разных людей, они устали. Дождь прекратился и сон поглотил обоих и молодого рыжего барда, заносчивого бунтаря с непреклонным духом и пытливым умом, и загадочного старика в чёрном балахоне с белым изображением висельной петли на нём. Последний всю ночь подергивался и что-то бормотал. Мавелс несколько раз просыпался и в красном свете углей видел страдание на лице старика, его беспокоили, мучали какие-то страшные кошмары…
«Возможно призраки прошлого», – подумал рыжий, уже обративший внимание на количество шрамов на руках, шее и лице старца.