По велению сердца

Это была большая квадратная комната с высоким, украшенным росписью потолком, выложенным из камня камином и двустворчатыми, доходящими до пола окнами, что выходили на балкон. Едва ощутимый запах сигарет, которые курил Лео, все еще витал в воздухе. Здесь стояла кровать, на которой он спал. Она потрогала лампу, как две капли воды похожую на ту, с которой сюда вошла, и зажгла ее. Яркое пламя немного успокоило ее — возникло ощущение тепла и безопасности. Она огляделась вокруг. Комната и в самом деле была прелестной; может быть, ей стоит перебраться сюда на то время, пока она живет в доме? Кэрри обошла всю комнату, рассматривая ее с чисто женским любопытством. Так же, как и в других комнатах, одну стену почти целиком занимали деревянные полки, на которых в беспорядке теснились книги, и те же неизбежные картины в таком количестве, что почти скрывали под собой стены. На большинстве из них без труда угадывались окрестные горы и долины.

На камине среди множества безделушек, подсвечников и ваз стояли старинные часы, а рядом с ними — небольшой бронзовый бюст девушки.

Кэрри взяла одну из ламп и поднесла ее поближе. Свет отразился в запыленном зеркале над камином, отчего в ее глазах заиграли веселые огоньки. Она подняла лампу повыше и стала пристально рассматривать свою находку. Было в ней что-то до боли знакомое, но что именно, Кэрри сказать не могла. Это ускользало от нее.

Задумчиво нахмурясь, Кэрри подняла голову и поймала в зеркале свое отражение, затененное с одной стороны и ярко освещенное с другой. Восхищенная улыбка осветила ее лицо. Боже мой, ну разумеется! Разумеется, это была юная Беатрис. Она вновь обратилась к бронзовой фигурке. Конечно, это лицо знакомо ей, сомнений нет. Она поставила лампу на каминную полку и слегка повернула бюст. Сходство было поразительным, еще более заметным, чем на портрете в гостиной. Кэрри протянула руку, с нежностью касаясь гладкого прохладного металла. Она непременно возьмет эту вещицу с собой.

Она подошла к книгам. Это были в основном старинные, в кожаных переплетах тома. Вордсворт и Бернс, Мильтон и Драйден, Шелли и Байрон и многие другие, о которых Кэрри даже не слышала. Все тома довольно потрепанные, видимо, их часто перелистывали. Она потянула за корешок одну из книг. Раскрыв ее, она обнаружила в уголке страницы надпись выцветшими чернилами: Леонард Чарльз Джонстаун.

Она повертела книгу в руках, испытывая необычайное ощущение. Брат Беатрис, которого не было в живых уже столько лет, держал эту книгу, читал ее. Она взяла наугад другую — та тоже была помечена именем Леонарда. Это оказался сборник стихов Байрона. Одна страница была заложена хрупкой, пожелтевшей бумажной ленточкой. Кэрри открыла ее.

«Она является, сияя красотой, подобно ночи в тех краях, где нету облаков, лишь купол неба звездный.»

Это стихотворение было Кэрри знакомо. Она помнила его со школьных лет, когда учила стихотворение наизусть механически, не вникая в смысл. И никогда прежде она не понимала так значение и красоту этих строк. Она стала тихо читать его вслух и вот последняя, нежнейшая из строк — «Сердце, любовь которого невинна.» Кэрри долго стояла, опустив голову, глядя на прочитанные строки.

Сердце, любовь которого невинна.

Внезапно, в волнующем приливе чувств, в котором затаились одновременно возбуждение и страх, она увидела перед собой выражение глаз Лео, когда он смотрел на нее в этот вечер. Невинность? Нет. Какой бы простодушной и неопытной она ни была, но все же понимала, что притворяться — значит лгать самой себе.

Она осторожно поставила книгу на место. Похоже, что она находится в комнате Леонарда. Книги, подписанные его именем, служили тому доказательством. Прибегала ли сюда Беатрис солнечным утром, усаживалась ли на его кровати, проводя время в милой болтовне с братом о поэзии, садах и городе Помпеи? При мысли об этом легкая улыбка тронула ее губы.

Сердце, любовь которого невинна.

Наверное, это штрихи к портрету юной Беатрис. Она вернулась к каминной полке и долго стояла, глядя на маленькую бронзовую головку. Испытывала ли Беатрис мучительные страдания, которые Кэрри испытывает сейчас? Владела ли ее сердцем, сознанием и чувствами неотступная мысль — видеть, слышать и касаться одного человека, его одного, единственного? Стояла ли она когда-нибудь в этой комнате, одинокая и беспомощная, не в состоянии защитить себя от боли?

— Что со мной? — тихо прошептала Кэрри. — Что со мной?

Сейчас, когда ветер стих, дом окутала тишина. Кэрри подошла к окну и отворила ставни. На фоне синих сумерек еще резче выделялись темные силуэты гор. Ярко светились огоньки в долине.

«Я увижу его завтра. Что бы ни случилось, он придет ко мне завтра».

Мысль об этом вернула ей надежду, точно огонь маяка среди разбушевавшейся стихии.