По велению сердца

– Если бы я рассказал тебе о том, что мне пришлось делать, и посмел открыть, что я за человек… тогда бы ты поняла.

Тонкие нежные пальцы коснулись его щеки.

– Расскажи мне. Расскажи про все, что случилось с тобой.

Джейсон застыл на месте. Темные картины прошлого родились в его сознании. На него навалилась тошнота, комом став в горле.

– Я не могу. – Он отвернулся, чтобы не прикасаться к ней. – Не проси меня об этом, Велвет. И сейчас. И никогда не проси.

На ее глаза навернулись слезы. Он понял, что это были слезы жалости. Она стояла перед ним, прижимая к себе расстегнутое платье, глядя на него с вожделением и жалостью, и взгляд этот перевернул его душу.

– Возьми меня, Джейсон. Позволь мне помочь тебе забыть прошлое.

Он отступил назад, отчаянно желая держаться подальше от нее.

– Оденься, – велел он. – Ты стоишь полуобнаженная и ведешь себя как потаскушка. Тебе это совершенно не идет.

Он понимал, что в словах его не было ни капли правды. Она была прекрасна и желанна, и он до боли в груди жаждал обнять ее. Он хотел ее!

Губы Велвет задрожали, по щекам заструились слезы. Всхлипнув, она повернулась и отошла. Он твердил себе, что должен уйти из ее комнаты, чтобы не терзаться от звука снимаемого за ширмой платья, чтобы не рисовать в воображении, как обнажается ее нежная, гладкая кожа. Но ноги его словно приклеились к полу.

Наконец она вышла из-за ширмы, одетая в простую ночную рубашку, столь же соблазнительная, как и в вечернем платье. Она выглядела такой маленькой и хрупкой, такой смущенной и неуверенной в себе, какой ему еще не приходилось ее видеть. Это была его работа, понял он, он сделал это своими словами, в которых полуправда мешалась с обвинениями.

Он твердил себе, что должен уйти, но ноги понесли его к Велвет. Он встал на колени рядом с ее кроватью, взял ее маленькую бледную руку и прижался к ней губами.

– Если бы наш брак был настоящим, – тихо произнес он, – не было бы ничего, что я не рассказал бы тебе. И я ответил бы на твою страсть, утолил твое желание. Это редкое и прекрасное качество в женщине, о котором мужчина может мечтать.

Она повернулась к нему так, чтобы видеть его лицо:

– Я твоя жена. А ты мой муж.

– Я не муж тебе, Велвет. И никогда им не буду. Я был твоим любовником. И еще я был совершенным идиотом.

Поспешно встав, чтобы она не успела ничего добавить, он быстро дошел до двери и ударом ноги открыл ее. Как бы он был счастлив, если бы все это закончилось! Видит Бог, он хочет вернуться домой!

* * *

Кристиан Сазерленд, помедлив, спустился по ступеням широкой мраморной лестницы. Его особняк в Вест-Энде находился неподалеку от Гайд-парка. В свое время дед подарил его женщине, на которой женился. Теперь этот дом принадлежал Кристиану, был его убежищем.

– Пожалуйста… Я должна видеть графа, – услышал он. – На пороге стояла маленькая, закутанная в плащ женщина. – Я не договорилась с ним о встрече, но, пожалуйста, сообщите ему, что я пришла.

– Весьма сожалею, мадам. Лорд Бальфур сердится, когда нарушают его уединение. Но если вы назовете ваше имя…

Отчаянно вздохнув, посетительница ответила:

– Скажите… скажите ему, что это Мэри. Думаю, граф примет меня, если вы скажете, что пришла Мэри.

У Кристиана учащенно забилось сердце. Он перескочил последние ступеньки лестницы и сказал слуге:

– Все в порядке, Георг. Мэри – мой друг и желанный гость в этом доме. Я буду в Белой гостиной.

Она повернулась на его голос, лицо ее наполовину было скрыто опущенным капюшоном.

– Кристиан, – прошептала она с отчаянием, – пожалуйста, помогите мне. Я так боюсь. И не знаю, как мне поступить.

Впервые за все время их знакомства она назвала его по имени, и он понял, что она едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.

От тревожного предчувствия у него похолодело под ложечкой.

– Все будет хорошо, любовь моя.

Обняв за талию, он провел ее в гостиную. Оправдывая свое название, комната была белых и золотых тонов: от роскошных шелковых обоев цвета слоновой кости до картин в позолоченных рамах, висящих по стенам.

– Если вы расскажете мне, что вас так сильно напугало, я уверен, мы что-нибудь придумаем.

Он снял с нее влажную от тумана накидку и бросил на спинку кресла, потом они сели на диван.

Мэри стиснула на коленях руки. Они выглядели тонкими и бледными; ему бросилось в глаза, что они дрожали.

– Я… я знаю – это дурно, но я должна была прийти. Я не знала, к кому еще обратиться.

– Где же ваш отец? – осторожно спросил он.

На ее глаза навернулись слезы.

– Мой отец мертв.

Кристиан стиснул зубы.

– Простите меня, Мэри. – Он погладил ее по руке. – Посидите здесь минутку, любовь моя. Я сейчас вернусь. – Подойдя к буфету, он наполнил небольшую рюмку хересом и протянул ее Мэри: – Выпейте это, и вам сразу станет легче.

Рюмка подрагивала в ее руке. Она сделала глоток и поставила ее на стол.

– Я так скучаю по нему, – потерянно произнесла Мэри. – Мне так его не хватает.

– Мэри, простите меня. Как это произошло?