Читаем По весеннему льду полностью

Она не успела закончить, потому что глаза Павла налились кровью, он вскочил и заорал так, что Тома отшатнулась:

– Это не «этот проклятый голос»! Это твой голос! И ты хочешь отнять у меня единственное, действительно ценное, что осталось? Как я буду без него жить? Ты ведь не рядом со мной, ты там, где-то, с семьёй! У тебя всё есть! А у меня… – Он закашлялся. Махнул рукой и замолчал. Потом просипел: – Я не могу остаться один. Серый всё равно уйдёт, рано или поздно. У него будет своя жизнь, своя семья. Что-то должно остаться мне.

– Ты хочешь сказать, что иметь меня другом – это мало? – возмутилась Тома. – Ваше величество желает мою особу в полное и безраздельное пользование? Ну прости, тебя опередили. Вернее… – Она сбилась, вспомнив тюльпан: – Вернее, у нас ничего и не могло быть другого. Пашка, прости, но ведь чувствам не прикажешь! Мы всё равно не смогли бы быть нормальной семьёй.

– Почему? – Павел сидел, нахохлившись, отвернувшись от неё.

– Не знаю. Не могли и всё. Ладно, Паш, я поеду, – Тома так устала за те пару часов, что пробыла в этой квартире, что готова была убежать бегом. Она очень хотела домой. – Только обещай, что сам никуда не поедешь.

– А ты не хочешь со мной? – спросил он с надеждой.

– Паш, ты с ума сошёл? Ой, извини… – Тома смутилась. – У меня семья, собака, дом. Работа, в конце концов. Я книгу пишу сейчас… Раньше учителем работала, недавно уволилась. А ты где работал?

– Какая разница, где я работал. Занимался волками. Механизмы поддержания социальной структуры популяций, – Медленно, словно с трудом, выговорил Павел. – Значит не поедешь…

– Ничего себе… волки… Круто. Нет, Паш. Мой телефон у тебя есть, звони. Не обижайся на Сергея, он тебя… – тут Тома помедлила долю секунды, потому что такое вроде бы естественное слово «любит» не подходило к странным отношениям Павла и Сергея: – Он к тебе очень привязан. Я это вижу.

Она вышла в коридор, накинула кофту и толкнула входную дверь. Дверь была не закрыта. На улице дул холодный ветер, молодая зелень казалась слишком яркой. Тома запахнулась и пошла к машине. Она вспоминала взгляд, которым её проводил друг детства. Наверное, такие глаза должны быть в зимнем лесу у голодного хищника. Внимательные, спокойные. Бесстрастные огоньки на сливающейся с темнотой серой морде. Тома еле шла, все окружающие предметы вдруг стали менять цвет, он делался нестерпимо сверкающим, Тома зажмурилась и закрыла глаза руками. Потом она пошатнулась и начала заваливаться набок.

За спиной хлопнула дверь подъезда, раздались быстрые шаги. Кто-то схватил её под руки, потом понёс. Тома попыталась кричать, но из горла вырвался только сиплый стон. Вокруг взрывались огненные шары. Боль пропала и яркие шары погасли в холодной темноте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза