По вине Аполлона

Не зная, что ответить на этот сомнительный комплимент, я промолчала. Интересно, мелькнула у меня мысль, помнит ли он, как я выглядела голой? Я вдруг ощутила неловкость, вспомнив обжигающее прикосновение его ладоней к моему обнаженному, мокрому телу… довольно приятное ощущение, сказать по правде.

Протянув руку, Натаниэль вытащил у меня из-под ворота платья непослушные пряди волос.

— Сделайте, в конце концов, хоть что-нибудь с этой гривой. Ваши волосы такие же необузданные, как мартовские ветры. Напоминают мне волосы Виктории… они у нее постоянно в беспорядке с тех пор, как сбежала ее мать и…

— Да-да, — сказала я поспешно, — я их сейчас уложу.

Мои волосы отвлекли его и, похоже, он оставил, по крайней мере на время, свои кровожадные планы в отношении Аполлона.

С явной неохотой он кивнул.

В одно мгновение я достала из прикроватной тумбочки свою сумочку и, порывшись, вытащила эластичный зажим для волос. Встав перед зеркалом, я торопливо просунула в него непослушные пряди и постаралась уложить все это безобразие в пучок. Время от времени я бросала взгляд на отражавшееся в зеркале лицо Натаниэля, которое сейчас, при дневном свете, казалось мне еще более красивым.

— Вы очень любите свою сестру, ведь так? — спросила я, вновь засовывая под эластик выбившийся завиток.

Все это время он нервно шагал взад и вперед по комнате, не обращая никакого внимания на попискивавшего у него под мышкой Аполлона. При моем вопросе он внезапно остановился и спустил Аполлона на пол, приказав тому сидеть. К моему удивлению, щенок послушался.

— Ребенок нуждался в твердой руке, — проговорил он наконец, повернувшись ко мне. — Так что я был ей скорее отцом, чем старшим братом. Но в последнее время я стал чувствовать, что этого недостаточно. — В его глазах появилось ностальгическое выражение. — Для ребенка очень тяжело потерять родителей.

— Вы все еще тоскуете по ней? — спросила я тихо.

— По Джессике? — В его голосе звучало откровенное удивление.

Я покачала головой, с особой остротой вдруг осознав, какую боль должен был чувствовать маленький мальчик, потерявший мать.

— Нет, по вашей матери.

Казалось на лицо Натаниэля легла тень и его и без того резкие черты словно еще больше заострились.

— Я был слишком юн тогда; я едва ее помню. — Последовала неловкая пауза, а потом он заговорил о другом. — Вам, надеюсь, ясно, что вы вряд ли сможете присутствовать на моей свадьбе, несмотря на ваше необдуманное обещание Виктории?

От изумления я выронила из рук щетку.

— Что?

— Разумеется об этом не может быть и речи, — в небольшой комнатке его бас прогремел подобно грому. — Не все из приглашенных на свадьбу святые. Что если кто-нибудь из почтенных джентльменов узнает вас?

Я облегченно вздохнула.

— Никто не узнает меня. В этом я абсолютно уверена.

Натаниэль задумчиво погладил усы.

— Вы сказали Виктории, что прибыли издалека… Это правда?

Я молча кивнула, не осмелившись возразить.

— Итак, вы сбежали из какого-то заштатного городка, — он был явно доволен. — И джентльмены в Сан-Франциско еще не успели вкусить… э… ваших прелестей?

Резким движением я подтянула резинку вверх.

— Нет! Это…

Резинка привлекла его внимание.

— Довольно странно, но практично, — провозгласил он, рассмотрев ее поближе. — Думаю, Виктории понравилась бы такая.

— У меня есть еще одна. Она может ее взять, — проговорила я быстро, желая предотвратить его возможный вопрос, где он может купить то, что будет придумано лишь спустя десятилетия.

— В этом нет никакой необходимости, — ответил он сухо.

У меня упало сердце. Естественно, Натаниэль никогда не позволит своей драгоценной сестренке носить в волосах украшение, принадлежавшее проститутке.

На миг я почувствовала страстное желание сказать правду… признаться, что я не была той, за кого он меня принимал. Меня остановила гордость. Я просто не могла вынести мысли, что он посмотрит на меня как на сумасшедшую — что, несомненно, и произойдет, если я скажу ему, откуда в действительности явилась.

Он бросил взгляд на Аполлона, сидевшего послушно у его ног, и вновь повернулся ко мне.

— За домом находится небольшой загон, огороженный металлической сеткой; моя мать держала там гусей, пух и перо которых шли на изготовление перин, подушек и одеял.

— Таких, как это? — Я бросила взгляд на кровать, чувствуя, как у меня противно засосало под ложечкой.

— Это было одно из лучших ее творений, — произнес он сурово. — Отныне ваше четырехлапое чудовище должно постоянно находиться в загоне.

— Да-да, конечно, — пробормотала я поспешно. — Но тогда… я могу остаться на свадьбу?

— Только потому, что Виктории очень уж этого хочется. — Он опустился на корточки и посмотрел Аполлону прямо в глаза. — Что же до тебя, юный разбойник, думаю, пора тебе наконец узнать, кто здесь хозяин.

Аполлон встал на все четыре лапы и, склонив голову набок, изучающее посмотрел на На-таниэля. Казалось, он понял каждое слово. К моему величайшему удивлению, Натаниэль вдруг протянул руку и, почесав ослушника под подбородком, заговорил с ним тихим проникновенным голосом: