По волчьему следу

Генрих занят.

Он пытается достучаться до разума некроманта. Что-то объясняет, уговаривает, только взгляд у Ярополка плывет. Зельем накачали? Судя по всему.

- Я сам. Когда впервые попробовал, понял, что такого вкусного мяса никогда не ел, - Васькина улыбка стала шире, а безумие – заметнее. – Человечина ни с чем не сравнится. Вам не понять…

К счастью, и вправду не понять.

Некромант смотрит.

Прямо.

И руку поднимает. Его сила прокатывается по поляне, черной волной, холодом мертвенным. Тленом… а потом Бекшеев ловит взгляд Ярополка.

План?

План был, кажется, не только у Бекшеева. И едва заметный кивок тому подтверждение.

- Ух… - Васька и тот поежился, хотя, кажется, нисколько не испугался. – Пробирает… а как в мертвецкой, так обычный дядечка. Здоровый и занудный… я к нему заглядывал. Думал, что по-хорошему…

- Василий, - голос Генриха заставил отвлечься. – Ты снова увлекся.

- Да я…

Васька почти разогнулся, когда Бекшеев произнес:

- Он забрал жизнь своего брата. И его дар, так? Может, пришла твоя пора?

Васька вздрогнул.

Едва заметно.

И значит, думал…

С безумием всегда так. Сложно удержать его в себе.

И осознав, что мысли его не остались незамеченными, Васька злится. Его глаза наливаются краснотой, а потом он, наклонившись, произносит:

- Твоего человека я убью первым.

Твою ж…

Он идет к дереву с людьми. И ноги проваливаются в прелые листья, которые тут лежат глубоким ковром. Запах крови, старой и новой, становится резче, яснее. И беспокоятся, переговариваются хриплыми голосами вороны. Они знают, что скоро, совсем скоро начнется пир.

- Бекшеев… - Зима пихает его в бок. – Если ты не скажешь, чего делать, я сама что-нибудь придумаю. И хрена с два тебе это понравится.

- Ничего, - он поворачивается к Зиме. – Ничего не надо делать.

Потому что у некроманта темная сила.

И пахнет она тленом.

И постепенно окружает, окутывает поляну и людей… и сила эта тягуча, густа. Её так много, что в ней почти не разобрать оттенков. Тому, кто никогда не имел дела с некромантами прежде.

Тому…

Васька почти доходит.

Он останавливается, глядя наверх… и в руках появляется нож. Он нарочито не спешит, играет, зная, что на него смотрят. Ему безумно нравится эта вот прилюдность.

И сама игра.

Безумно.

Хорошее слово. Четко суть отражает.

Вот он толкает одно тело… второе и третье… и смеется.

- Василий! – жесткий окрик нисколько не трогает его.

Некроманты…

Некромантов не любят.

Опасаются.

Некроманты, они стоят на границе живых и мертвых. И почему-то бытует мнение, что к мертвым ближе. Некроманты способны сотворить проклятье.

Выпустить тьму.

Они – воплощенный ужас, только… это не совсем правда. У их силы, дара, как и у любого иного, множество граней. И восприятие они искажают.

А что до мертвецов…

Живые страшнее.

- Раз, два, три…

- Василий! – этот окрик резче. Злее. И… менталист теряет контроль? Нет, еще не теряет. Но уже близок к тому. А Васька сильнее толкает ближайшее тело, и то чуть отклоняется в сторону.

В другую.

Закручивается.

Смех.

- Васе нельзя поднимать тяжести, - голос Анны взрезает серый туман, что поднимается по-над поляной. – Вася еще маленький…

Это первые слова, которые она произносит и вдруг встряхивается, выпадая из привычного своего забвения. Анна крутит головой, она явно растеряна и не понимает, где находится.

Как оказалась в этом месте.

- Аннушка, дорогая… - Генрих пытается удержать её руку, но женщина отталкивает его и падает сама, на листья, ничком. Она лежит, разевая рот широко, не способная больше произнести ни слова. И тьма снова накатывает волной.

Накрывает.

И в этой тьме раздается пронзительный тонкий женский крик. За ним уходят, теряются иные звуки.

- Анна…

Васька, резко обернувшись, делает шаг назад. И задевает плечом висящего Тихоню. И этого прикосновения хватает, чтобы лопнула подточенная тленом веревка. Он падает глухо, мешком, чтобы тотчас перекатиться, стряхивая остатки пут.

Васька успевает развернуться.

Мелькает серебряная полоса ножа. Васька бьет наотмашь и все-таки оскальзывается и сам падает на ковер из листьев. Темная сила душна. И тьма продолжает выползать, затапливая поляну. Она поднимается белесым туманом, стылым, тяжелым. Бекшеев видел хроники.

Он даже знает, что будет дальше.

Некроманты… опасны.

Именно тем и опасны, что способны стереть границу между миром живых и мертвых. А этот еще… не удержит. В том и беда, что не удержит. Он стоит, виновато улыбаясь, и чуть пожимает плечами: мол, так уж вышло.

Извините.

И от душной тьмы становится невозможно дышать.

Кричит женщина. Так же протяжно на одной ноте, и голос её пробивается сквозь муть и зыбь.

- Вставай, - Зима не дожидается ответа. Она встает и тянет Бекшеева за собой. – Потом… я тебя сама убью, поганца… надо было…

- Выходи! – Васькин голос прорывается сквозь крик. – Выходи, я тебя… все равно достану! Я сильнее! Я лучше… а ты беги! Беги-беги! Поиграем!

И мальчишка захлебывается смехом.

- Хочешь так? Охота? Пусть будет охота… я сумею, я…

- Василий!

- Иди на хрен! Задолбал!

Дар некроманта опасен еще и тем, что тьма есть в каждом. И она откликается на зов старшей сестры, норовит выбраться, выползти из закутков грешной души.

Шепчет.