По волчьему следу

Что из сказанного слышал?

А и плевать.

- Это чужая игра, - вынужден был признать Бекшеев, но после добавил: - Но влезть в нее все равно придется.

Потому как эксперименты, судя по Бахтину, все же велись. И кто знает, что за они и чем могли аукнуться… может, кому из умников надоело препарировать людей в теплых и комфортных условиях лаборатории. Верилось в это слабо, но и вовсе сбрасывать версию со счетов не стоило.

Проклятая деревня медленно зарастала лесом. Он виднелся вдали, за крылом болота, сизо-зеленой громадиной, размытой туманами. Запутавшись в перелеске, туманы растеклись, расползлись по межрядьям, и тонкие хлыстины болотных деревьев выглядывались из этой вот зыбкой холодной даже с виду мути. Но ближе к деревне туманы таяли. И деревьев становилось больше.

Поползла живая поросль осинника, а за ней, крадучись, осторожно, потянулся березняк. Иные деревца поднялись выше человеческого роста, и белесая их кора гляделась неестественно яркою.

Машины остановились на въезде.

И Новинский выбрался первым, но когда и водитель выглянул, велел:

- Тут сиди.

Возражать парень не стал, даже, как почудилось, вздохнул с облегчением.

Место…

Бекшеев прислушался. Ничего. Ни давящей тьмы, которая оживала порой там, где проливалось много крови, ни глухой тоски остаточными эманациями.

Пустота.

И пахнет болотом. Едкой сыростью и гнилью. Грибами, которые с радостью облепили осклизлое бревно. И гарью. Хотя этот запах скорее иллюзия.

Или знание.

Мозг, знанием отравленный, спешит дорисовать картину.

- Да уж, - Зима выбралась наружу и потянулась, а потом хлопнула Девочку по спине. – Ищи.

И та черной тенью скользнула вперед, туда, где до сих пор возвышались темные остовы недогоревших домов.

- Дерьмовое место, - сказал Тихоня, щурясь. И по лицу его было не понять, что он думает. – Но удобное… болото рядышком. Лес. Тут до части, если напрямки, то версты полторы-две, а коль тропы знать, то и того меньше. Я бы прогулялся.

- Нет, - сказал Бекшеев.

Лес все еще гляделся далеким.

Как они тут жили?

- Сколько людей здесь было? – уточнил Бекшеев, когда Новинский приблизился.

- Деревенька небольшая, две дюжины домов, но просторных… списки не сохранились. Сельсовет соседний тоже сожгли… - Новинский снова прикурил. Посмотрел на Тихоню. Сигарету в руке. – Чтоб вас… по обновленным данным – сто шестьдесят четыре человека.

И тишина.

Девочка исчезла. И Бекшеева тянет пойти за ней. Стоять и смотреть невыносимо. Не только ему. Солдатики, выбравшись из второй машины, держатся рядом. И оружие из рук не выпускают. И видно, что им не по себе.

- Тут и вправду спецы работали, - словно оправдываясь, произнес Новинский. – Фон чистый, никаких всплесков…

Если только их не спровоцировали неизвестные эксперименты. Но… тоже вряд ли.

Расстояние.

Да и восставшие мертвецы, если какие имелись, не отличаются умом. И охота их проста, хотя и кровава.

- Тела перезахоронили.

- А дома?

- Планировали разобрать. Разобрали бы, если б строиться, но распоряжение пришло сворачивать. Переносить… ну и не до того стало.

Зима вглядывается в дома.

Большие. Некоторые на каменном фундаменте. И часть дороги видна. Столько лет, а она чистая, разве что трава по обочинам поднялась. Колодец виден. Некогда над ним крышу поставили, чтоб сор не летел. Крыша от огня уцелела, а вот ветра да дожди её изрядно подкосили. И просела она…

Вой Девочки заставил солдат шарахнуться, а Новинский и вовсе сигарету выронил.

- Чего она…

- Нашла, - сказала Зима мрачно. – Вашего беглеца… нашла.

И не живым.

Бекшеев не ошибся.

Девочку они увидели почти сразу. Осевший забор, частью обвалившийся. И прокопченные темные бревна так и лежали, врастая в землю. На них успел наползти мох, да те же сизые непонятные грибы поднялись на тонких ножках. Дальше дом.

Каменное основание.

Стены неплохо сохранились. Пламя облизало их, но скатилось, остановленное то ли заговором, то ли противопожарным амулетом. Главное, что пострадал лишь верхний слой древесины.

Выломанное окно.

Осколки стекла мелкими зубами еще торчат из рамы. Крыша покосилась и съехала, но не провалилась внутрь. Каменный порог.

Дверь, которая выглядит слишком уж целой и новой, и старый проржавевший засов лишь подчеркивает эту несуразность.

- Погоди, шеф, - Тихоня выставляет руку. – Извини, но я первым гляну.

И Бекшеев позволяет.

Дверь не двигается. И Тихоне приходится протискиваться боком. А Новинский заходится в приступе кашля. И звук этот действует на нервы. Не только Бекшееву. Зима хмурится, вид у нее такой, словно она с трудом сдерживает себя, чтобы не свернуть этому, раздражающему её человеку, шею.

- И-извините…

- Чисто, - Тихоня выглядывает в окно. – Тут это… в общем, сами глянете.

Чисто.

Насколько это возможно для заброшенного дома. Правда, становится сразу ясно, что не так уж он и заброшен. Бекшеев едва не застревает в щели, а вот Новинский рывком пытается её распахнуть, и та с хрустом поддается.

- Ничего внутри не трогать! – запоздало говорит Бекшеев. И радуется, что память его запечатлела эту, приоткрытую дверь.

Порог.