По воле Посейдона

— О-ей-ей! — снова завопил моряк, выпустив свою добычу.

— А ведь Химилкон предупреждал, что эта тварь может оттяпать палец, — сказал Соклей Менедему.

— Парня клюнули не в палец, — ответил Менедем. — И ему еще повезло, что ему этоне оттяпали!

Теперь, казалось, никто не горел желанием приблизиться к павлину. Стоявший у дверей своего пакгауза Химилкон закричал:

— Гоните его сюда, обратно!

Люди просто горели желанием это сделать. Вопя и размахивая руками, швыряя в павлина галькой — однако оставаясь при этом на почтительном расстоянии, — они ухитрились завернуть птицу, так что теперь она бежала к финикийскому торговцу, а не от него.

— Этот урод вознамерился поймать павлина сам! — сказал Менедем, все еще несясь по пятам за птицей.

— Финикиец что-то вынес из хижины, — заметил Соклей. — Похоже на вторую клетку.

Когда они подбежали ближе, Менедем предположил:

— Наверное, там сидит еще один павлин.

— Не павлин, — ответил Соклей. — Видишь, насколько его оперение более тусклое?

Павлин еще раньше Соклея заметил клетку и резко остановился, так что песок и гравий полетели у него из-под ног во все стороны. Совершенно внезапно павлин забыл о толпе преследователей.

Заметив это, Менедем тоже остановился и помахал остальным, чтобы они последовали его примеру.

— Что происходит? — спросил кто-то.

— Он красуется перед самкой, — ответил Соклей.

И тут вдруг все, даже Химилкон, хором выдохнули:

— А-а-а-ах!

Павлин поднял свой длинный хвост и развернул его широким веером. Синие пятна на зеленом фоне и желтый плюмаж засияли в солнечном свете. Павлин медленно двинулся к сидящей в клетке паве, потом повернулся, чтобы дать ей полностью насладиться великолепным зрелищем.

— Глаза Аргуса, — тихо проговорил Соклей.

— Что-то я не знаю мифа об Аргусе и павлине, — заметил Менедем.

— Разумеется, его и не существует, — ответил Соклей. — В те дни, когда слагались мифы, кто вообще видел павлина? Но если бы люди тогда увидели эту птицу, они бы непременно придумали такой миф.

Тем временем Химилкон, будучи человеком практичным, набросил сеть на павлина, воспользовавшись тем, что птица отвлеклась. Павлин испустил ужасающий крик и попытался снова убежать, но не смог. Как он ни сопротивлялся, Химилкон и Хиссалдом запихнули его обратно в клетку, не получив при этом никаких страшных ран.

— Пожалуйста, не выпускайте эту тварь снова в ближайшее время, хозяин, — умолял раб-кариец, вгоняя в петли крюки запоров.

— А ну заткнись! — Торговец отвел назад ногу, как будто собираясь пнуть Хиссалдома, но потом смягчился. — Если у меня появляются покупатели, я всегда стараюсь показать им птицу во всей красе и продемонстрировать, на что она способна.

— Скорее вы демонстрируете им, на что способен ваш верный раб, клянусь Зевсом Лабрандским, — проворчал Хиссалдом. Он хмуро посмотрел на Менедема и Соклея. — Кроме того, кого ты называешь покупателями, хозяин? По мне, они больше похожи на двух зевак.

— Птица действительно красивая, и мы вполне могли бы приобрести ее по сходной цене, — небрежно произнес Менедем.

Пытаясь вырваться от Хиссалдома и Химилкона, павлин потерял одно из своих поразительных хвостовых перьев. Менедем поднял его с земли и невольно залюбовался.

— Три обола, если хотите оставить перо себе, — быстро сказал Химилкон.

— Полдрахмы? — возмущенно воскликнул Менедем. — За одно перо?

На одну драхму в день вполне могла прожить целая семья… Ну, положим, за эти деньги они не получили бы роскошную еду и роскошный ночлег, но, по крайней мере, у них была бы крыша над головой и они бы не умерли с голоду.

— Это грабеж!

Химилкон улыбнулся.

— Я вычту перо из цены птицы… Если ты станешь моим покупателем.

Как любой эллин, направляясь туда, где можно потратить деньги, Менедем сунул за щеку два обола. И сейчас он выплюнул маленькие серебряные монетки на ладонь и вытер их о тунику. Потом подтолкнул локтем двоюродного брата, и тот вынул еще один обол. Менедем протянул деньги Химилкону.

Финикиец ловко засунул их за щеку.

— Ну, сколько ты хочешь за павлина? — спросил Менедем. — И сколько за пав?

Часть зевак, участвовавших в погоне за павлином, теперь вернулись к своим делам, но другие болтались неподалеку, наблюдая за торгом, который тоже обещал быть занимательным.

Химилкон задумчиво подергал себя за изысканно завитую бороду. Финикиец вложил в пантомиму всю душу — он мог бы стать актером и исполнять роли в комедиях, ибо способен был жестами и позами донести до зрителя то, чего не в силах была сделать комическая маска. Наконец, искусно изображая простодушие, он проговорил:

— О, даже не знаю. По мине за птицу — такая цена кажется мне справедливой.

— Целая мина серебра? Сотня драхм?!