По воле Посейдона

Некоторое время ничего не происходило. Менедем продолжал свистеть. Потом за углом дома распахнулась передняя дверь, скрипнув по хорошо утоптанному земляному полу большой прихожей. Менедем поспешил войти, и дверь за ним закрылась.

Какая-то женщина — должно быть, рабыня, потому что она говорила на эллинском языке с акцентом, — сказала ему:

— Иди наверх. Она будет ждать.

Менедем уже спешил через двор к лестнице: он хорошо помнил, где та находится. Только поднявшись почти до самого верха, он приостановился в темноте. То, что наверняка пришло бы в голову его двоюродному брату еще на улице, только что осенило Менедема. Вдруг это ловушка? Вдруг вместо Филлис — или вместе с Филлис — наверху ждет Гилипп, а с ним — его друзья, вооруженные ножами, мечами и копьями? Тогда они славно бы поимели Менедема, и никакой шарм бы не помог.

Конечно, если они сейчас ждут наверху, потихоньку хихикая, то все равно уже ничего не исправить. Что ему теперь делать — развернуться, ринуться вниз по лестнице и выбежать за дверь? Менедем помотал головой. А разве божественный Ахиллес на его месте поступил бы так? Или хитроумный Одиссей?

«Хитроумный Одиссей проявил бы достаточно здравого смысла, чтобы вообще сюда не явиться, — подумал Менедем. — И хитроумный Одиссей, в отличие от Гилиппа, был к тому же достаточно везучим, чтобы жениться на верной женщине».

Менедем колебался на лестнице не больше пары биений сердца. Потом, словно рассердившись на себя за то, что попусту тратит время, побежал в женские комнаты. Одна из дверей была слегка приоткрыта. Лампа внутри — если он правильно сообразил, то была комната, из окна которой смотрела на него Филлис, — озаряла переднюю уютным, мерцающим светом. Менедем подошел к двери и позвал хозяйку дома по имени.

Его собственное имя прозвучало в ответ так же тихо;

— Менедем?

Он открыл дверь, скользнул внутрь и закрыл ее за собой.

Филлис, укрытая большим гиматием, лежала на кровати, ожидая любовника. Глаза Менедема метнулись туда-сюда. Гилиппа в комнате не было. Не оказалось тут и его вооруженных друзей. Все было так, как и должно было быть.

И все-таки он не смог удержаться от вопроса:

— А где твой муж?

— Его брат устроил симпосий, — ответила Филлис. — Какие-нибудь маленькие рабыни этой ночью дадут Гилиппу то, что он хочет. И — вот…

Она сбросила плащ и теперь лежала на постели обнаженной; ее тело в свете лампы казалось белым, как молоко.

— А ты можешь дать мне то, что я хочу.

— Сделаю все, что в моих силах.

Менедем стянул через голову хитон.

— Рабы не проболтаются? — спросил он, растянувшись рядом с ней.

Филлис покачала головой.

— Вряд ли. Я обращаюсь с ними лучше, чем Гилипп. Если он придет домой раньше, они меня предупредят.

Она потянулась к Менедему.

— Но я не хочу думать сейчас о Гилиппе.

Как и любой мужчина-эллин, Менедем привык использовать женщин ради собственного удовольствия. Но сейчас перед ним была женщина, которая сама желала получить удовольствие. Он улыбнулся, потянувшись губами к ее груди. Может, Филлис и использовала его, но ведь и он делал то же самое. Женщина низко заурчала и прижала к себе его голову.

Вскоре она оказалась на четвереньках на краю постели. Когда Менедем начал выбирать такой способ, чтобы любовница случайно не забеременела, Филлис покачала головой.

— Это всегда больно, — сказала она. — И я бы предпочла носить твоего отпрыска, а не его.

— Хорошо. — Менедем чуть пошире раздвинул ноги и начал заново.

Он двигался медленно, растягивая удовольствие — свое собственное и Филлис. Вскоре она рванулась назад, к нему, так же сильно, как он в нее вошел, и испустила негромкий крик, похожий на тот, что издала во дворе в ночь симпосия. Мгновение спустя кончил и Менедем.

Поскольку он был молод, ему понадобилось немного времени, чтобы оправиться. Когда он начал снова, Филлис с удивлением оглянулась через плечо.

— Гилипп бы уже давно храпел, — сказала она.

— Кто? — спросил Менедем.

И оба рассмеялись.

И снова Менедем не торопился. В первый раз он сам решил не торопиться, а во второй ему поневоле пришлось действовать не спеша. Даже после того как Филлис издала свой кошачий вопль наслаждения, он все продолжал и продолжал, приближаясь к собственному пику удовольствия.

Он почти достиг его, когда передняя дверь дома Гилиппа отворилась.

— Хозяин! — воскликнула рабыня громче, чем следовало бы. — Почему ты так рано вернулся?

Филлис задохнулась, но на этот раз вовсе не от наслаждения.

Когда ее муж прорычал:

— Потому что поссорился со своим идиотом братцем, вот почему, — она дернулась прочь от Менедема.

Он протестующе зашипел, но потом голос Гилиппа донесся от самого подножия лестницы:

— Я подбил ему глаз — этой жалкой, бессильной обезьяне!

— Ну и ну! — воскликнула рабыня. Потом продолжила: — Господин, думаю, хозяйка спит. Она не ожидала увидеть тебя раньше завтрашнего утра.

— Стало быть, я ее сейчас удивлю, — сказал Гилипп, начиная подниматься по лестнице.

Менедем схватил свой хитон.

Филлис указала на окно и задула лампу.