По воле ведьмы (ЛП)

— Это потому, что со мной ты можешь быть самим собой. Я тоже плохо вписываюсь в общепринятые правила, тоже испорчена любовью к независимости и тоже не хочу влюбляться. Мы похожи, поэтому со мной ты чувствуешь себя в безопасности. Всего-то и делов.

Положив руки ей на плечи, Эйден вгляделся в ее поразительные глаза и привлек к себе.

— Всего-то?

Он далеко не был в этом уверен.

Она кивнула, и он поцеловал ее.

Оторвавшись от ее губ, чтобы вдохнуть, Эйден убрал упавшие ей на глаза синие локоны.

— Меня переполняет чувство вины, а не горе.

— Я же тебе говорю. Не виноват ты в том, что она тебя кинула и попала в аварию…

— Я чувствую вину за то, что ты мне нравишься намного сильнее, чем Клодетт.

— Это не правда.

— Почему?

— Потому что меня можно разве что терпеть, но уж точно не испытывать ко мне симпатию.

— Давай каждый останется при своем мнении, — предложил Эйден. — Согласимся друг с другом не согласиться, идет? — Он обнял ее за плечи и повел обратно к автобусу. — Между прочим, Клодетт умерла не в тот же день, когда ушла от меня. Это случилось через несколько месяцев.

— Тогда ты и правда дурак, раз чувствуешь себя виноватым.

— Ты все еще слышишь плач ребенка?

— Громче, чем раньше.

— У меня от этого сердце выскакивает. И вовсе не самым приятным образом. Давай продолжим поиски. Ты поведешь.

Вид улиц, которые выбирала Сторм, напрягал Эйдена все больше и больше. Сначала кишки завязались в узел, потом сдавило грудь. Когда они выехали к набережной, окаменели шея и плечи. Он так стиснул зубы, что сводило челюсти. И чем знакомее становились дороги и викторианские дома, тем крепче сжимались кулаки. Когда Сторм остановилась перед домом матери Клодетт, Эйден чуть из кожи вон не выпрыгнул.

— Больше никогда не усомнюсь в твоих экстрасенсорных инстинктах, — с трудом выдавил он. — Теперь плач звучит и в моей голове.

— Нет, Эйден. Это ты слышишь ушами. — Сторм вышла на улицу. — Пойдем.

Идя на плач, они обошли кругом дом в викторианском стиле, за которым открывался живописный морской пейзаж в обрамлении аккуратно подстриженной полыни и кустов сирени. Сбоку словно приглашало белое крыльцо с деревьями, растущими в горшках, и цветущими гортензиями в одном здоровенном горшке. Корзины с желтыми, розовыми и фиолетовыми цветами свисали с карниза, ситец на подушках, разбросанных по побитой непогодой ротанговой садовой мебели, перекликался с каждым присутствовавшим здесь цветом.

Но когда они зашли за угол от крыльца, перед Эйденом развернулась совсем другая картина, заставившая забыть, как дышать. Преклонных лет женщина сидела в инвалидном кресле возле детского манежа, в котором плакал ребенок, одетый в мятый розовый комбинезончик. Детская рука выловила один абрикос из миски, стоявшей на приставном столике.

Крокодильи слезы перестали литься водопадом, когда малышка увидела Эйдена и Сторм.

Сердце его переживало космические перегрузки.

Он едва мог дышать.

Легкие усиленно этому сопротивлялись.

На лице пожилой леди отразилось удивление, которое смел настоящий шок, и она разрыдалась, промокая глаза передником и покачиваясь вперед-назад. Ничего подобного в жизни Эйден не видел.

— Коска, — произнесла девчушка, показывая абрикос у нее в руке.

— Вкуснятина, — отозвался Эйден, темноволосая макушка кивнула, и абрикос оказался во рту ребенка.

Она похожа на него или все это игра воображения?

— Вы в порядке? — спросила Сторм, опускаясь на колени перед женщиной.

Та кивнула, но продолжала плакать. Эйден наклонился и потрогал мягкие маленькие пальчики девочки, когда она сжала ручками край манежа. Ее рука была такой крошечной, такой… идеальной. Он повернулся к женщине.

— Мы не знакомы. Вы нас боитесь? Хотите, чтобы мы ушли?

Старушка покачала головой и проплакала в передник:

— Вы не незнакомец.

Малышка чмокнула Эйдена в руку, удивив до глубины души, и он растаял, как масло в сковородке. Взглянув на нее, он увидел, как девочка улыбается. Он был уверен: сердце перевернулось в груди вверх ногами и никогда больше не станет прежним.

— Принести вам что-нибудь? — спросил Эйден, снова обращаясь к женщине в кресле. Кажется, не только сердце — все внутренности затеяли государственный переворот в буквальном смысле. — Стакан воды или еще что?

Леди опустила передник, вытерла его уголком глаза, а потом прижала к груди.

— Да, будьте добры. Сходите в дом и принесите, пожалуйста, фотографию с каминной полки в гостиной. Вы поймете, какую именно, как только увидите ее.

— Не думаю…

— Прошу вас.

Эйден вошел в дом, где выросла Клодетт, и его переполнило горе. На столах и подоконниках хранились кристаллы — доказательства ее любви к охоте на минеральные самородки. Он вспомнил каждый восторженный визг, который вырывался у нее, когда она находила очередной кристалл. Вспомнил ее смех, запах волос, шелест теплого дыхания, когда она проводила ночи в его постели.