По волнам, по океанам

7

Доре совсем не хотелось ехать в Казань. Так было хорошо и весело в Москве у подруги-сокурсницы. Подруга была помешана на обменных программах. Она и мужа себе во Франции нашла по объявлению, а вот у Доры почему-то не получается. Может, из-за её национальности? Она ведь тоже уже побывала и в Англии, и в Дании, и все вновь обретённые друзья перебывали у неё в Красноярске. Но вот почему-то никто в неё не влюблялся никогда по-настоящему. А она ведь искусством флирта овладела целиком и полностью, только не всегда его использовала, потому что не хотела. В неё были чуть-чуть влюблены двое недоразвитых коллег, на два года её моложе, совсем сопляки. Они её называли «Ёжик». Она нравилась Сашке, соседу по дому. А вот все эти Джеки, Скотты, Смиты и Чарльзы почему-то не хотели ничего серьёзного. Вовчика она любила, зная, что у них нет никакого будущего. Смит и Чарльз ей тоже очень нравились, но им почему-то не нужна была жена из заснеженной Сибири. Посмотреть страну снегов – это им интересно было, а чтобы навсегда связать свою судьбу с девочкой из страны больших сугробов?

Но она ведь не всегда жила в стране снежных заносов. Она здесь всего двенадцать лет. А раньше они жили в Чечено-Ингушетии, почти у Каспийского моря, а ещё раньше в Бурятии. А потом папа уехал в Таджикистан, к себе на родину, а мама вышла замуж за дядю Володю – и они перебрались к нему в Красноярск. Мама туда летала на гастроли, где и закадрила дядю Володю. Мама у неё танцевала в ансамбле «танцев народов мира», а потом, когда ей стало уже тяжело выступать на сцене, стала вести кружок в «Доме детского творчества». С дядей Володей они родили двойняшек: братика и младшую сестричку. А так у неё ещё старшая сестра была. У сестры уже есть дочка Алиса. Ей пять лет. Но муж сестры в прошлом году погиб в автокатастрофе: гололёд был – его легковушку и повело… Сковырнулась под откос, а там дорогу новую строили, с «КамАЗом» поцеловались. И сестра в ту катастрофу тоже попала, но выжила, а её муж через две недели умер в больнице от воспаления лёгких, но он ещё и покалечен сильно был. А сестра даже царапины не получила, только шок. До сих пор чёрная вся ходит, улыбаться перестала, будто губы парализовало. Сестре все говорят, что это хорошо, что умер, а то бы лежал пятнадцать лет «навытяжку»: что она с ним делала бы тогда? А сестра не слушает и плачет всё время. Ей даже фотографии показывать нельзя, где они все вместе. А близняшки ещё в школе учатся. У дяди Володи была своя фирма. Он торговал красной рыбой и икрой, ездил за ними во Владивосток. И ещё иногда катался в Китай за шмотками. А потом нашёл там молодую китаянку и уехал в Китай насовсем. Эта китаянка была дочь очень обеспеченных родителей, у них там дом огромный и дело своё.

А папа у Доры – научный сотрудник. Только она его уже четырнадцать лет не видела.

Последние три года Дора не жила с семьёй: снимала квартиру, она ведь работать начала сразу, как только школу закончила. Сначала вкалывала в турбюро, потом в юридическом агентстве. Жить с родителями в таком возрасте уже тяжело. Своей жизни хочется. А одной хорошо: домой приходишь, когда захочешь; гуляешь, сколько душе угодно; можно и в клубы всякие ночные спокойно ходить, и музыку врубать на полную катушку, и друзей водить, сколько тебе ни пожелается.

В Казань же Дора должна была ехать с компанией друзей, к которым приехали ребята по обменной программе. Этим ребятам из Лондона надо было показать, где учился вождь пролетариата. Она сама вообще-то тоже Казань никогда не видела, но поехала за компанию. Жить они должны были там у какого-то преподавателя университета, компьютерщика, у него квартира трёхкомнатная «сталинка», в центре города, на откосе, с видом на Волгу, в наследство от деда досталась, который проректором был. Компьютерщик был тоже доктором наук, ему было под полтинник уже, а он всё играл в компьютерные игрушки с детьми. Родители у него умерли – отец давно, лет двадцать назад, а мама год назад, от рака. С женой он развёлся, так что был сейчас свободный и мог спокойно принимать всяких гостей по обменным программам.

Компьютерщик встретил их на вокзале. У него был старенький «уазик» (господи, кто же сейчас ездит на таких машинах, разве что только – по бездорожью вместо бульдозера!). На нём он и довёз их до своего дома.

А вид открывался – прямо дух захватило! Волга, а по реке – белоснежные теплоходы, медленно плывущие по синеве, как облака; остроносые ракеты и метеоры, проносящиеся, как белокрылые чайки; невзрачные баржи, сливающиеся размытой акварелью с туманной дымкой, поднимающейся от заспанной реки. У Доры вообще настроение было замечательное: каникулы, полная свобода, целое лето впереди.

Компьютерщик был очень высокий, сухощавый, у него с рукой что-то было, он её всё время под столом потом прятал; она была, как куриная лапка. И он ею почти не пользовался. Хорошо, что рука эта была левая. У него оказалась такая улыбка! Она словно откуда-то изнутри шла, как у Моны Лизы, и шутил он всё время.