По волнам жизни. Том 2

Скоро бросилось в глаза, что ведет она себя как-то странно. Комнаты всегда держит на запоре, под ключом, который уносит. Убирать комнаты позволяет прислуге только в своем присутствии, и при этом все ходит за женщиной нашей по пятам, не спуская с нее глаз. Все ее поведение отдавало таинственностью. Иногда она приходила или спускалась от себя с какими-то узлами…

Сначала мы всему этому не придавали значения. Когда же прошел месяц, выяснилось, что она отказывается уплатить обусловленную плату за комнаты. Все сроки прошли, пришлось даже напоминать – без результата.

Не заплатила она за месяц и прислуге. Та пришла с жалобой. Мы посоветовали, пока жилица не заплатит, перестать ей прислуживать.

Так и было, но из-за этого начались форменные скандалы. Яковлева кричала, требуя услуг, врывалась в наши комнаты, угрожала… Чтобы выпроводить ее из собственных комнат, приходилось доходить чуть ли не до рукопашной.

Так жить стало невозможно. Я предложил ей уйти из квартиры.

Она только расхохоталась:

– И не подумаю! Теперь, по законам военного времени, никому нельзя отказывать от квартиры.

Она была права. Можно было, конечно, с нею судиться из-за того, что она не платит, но, пока суд вынесет свое решение, пройдет много времени. Жить же стало из-за нее совсем невозможно, хоть самим уходить из квартиры. Почти каждый день она устраивает скандалы, и я особенно боялся ее скандалов в мое отсутствие из дому, когда мягкая и деликатная жена могла стать ее жертвой.

Подходило Рождество 1916 года, а настроение было не то что праздничное, а точно в осажденном городе, где каждый день надо отражать приступы.

Обращаюсь еще раз к ней:

– Еще раз прошу вас: уходите от нас по-хорошему!

– А я не уйду! И вы ничего со мной не поделаете.

– Не уйдете? В таком случае я возбужу против вас дело о хулиганстве.

Перед этим временем как раз вышел новый закон о борьбе с хулиганством, так как это последнее, в обстановке военного времени, слишком развилось. Борьба с хулиганством могла вестись административными, а не судебными методами, и в этом для нас был некоторый шанс.

Яковлева расхохоталась мне в лицо:

– Я – сама юрист! Закон о хулиганстве здесь применить нельзя.

Чтобы обеспечить себя документом, я ей опять написал просьбу об оставлении квартиры и просил ответить о своем решении.

На этот раз она меня недооценила, считала слишком большим простаком. Ответила, что, пожалуй, она согласна уйти от нас, но при соблюдении мною следующих условий: я должен оплатить ее расходы как на вселение к нам, так и на переезд от нас на новую квартиру; должен ей оплатить стоимость ее шелкового платья и еще какой-то одежды, которую она порвала о будто бы вбитый где-то мною гвоздь; должен оплатить ей стоимость ее лечения, потому что обманул ее: сдал комнаты как будто бы сухие, а на самом деле они – сырые, и она испортила себе здоровье. И еще за что-то – уж теперь не помню – я должен был заплатить. Если же я всего этого не сделаю – угрожала она в заключение, – Яковлева подаст на меня жалобу в суд с требованием о присуждении меня пожизненно ее содержать, так как по моей вине, благодаря сдаче сырой квартиры, она утратила свою работоспособность.

Обрадовала она меня этим документом. Отправляюсь за помощью к тверскому полицеймейстеру полковнику Михайлову. Рассказываю все дело.

Михайлов развел руками:

– Ничего нельзя поделать! Сейчас, благодаря военному времени, полиция в таких случаях бессильна.

– А если воспользоваться законом о хулиганстве?

Он подумал.

– А знаете, – это, пожалуй, подойдет. Хорошо, я пришлю пристава для расследования дела. А там посмотрим!

Через день приходит помощник пристава.

Жилица при виде его так и вскипела:

– Мне некогда заниматься разговорами с полицией! Я сейчас должна уходить.

– Как вам будет угодно, сударыня. А я буду производить дознание и без вас.

Ушла, хлопнув дверьми.

Помощник пристава стал опрашивать показания мое, жены, прислуги.

Вдруг снова появляется Яковлева:

– Ну, хорошо, я, пожалуй, согласна дать показание! Но по закону вы должны предъявить мне для прочтения все то, что вот они против меня показывали.

Полицейский чиновник исполнил ее желание.

– Это все ложь! Это выдумано! Вот уж я расскажу, как было дело.

Стала показывать, но так фантастично, что пристав ее постоянно прерывал и указывал, что она противоречит сама себе. По ее словам, я врывался в ее комнаты, кричал, бранил, чуть ли не бил ее, во всяком случае – угрожал ее убить. Она даже боится теперь ходить по темным улицам, опасаясь, чтобы я не подстерег и не убил ее.

Пристав уже не мог удерживаться от смеха, записывая этот вздор.

Вдруг она резко оборвала свои показания:

– Хорошо, я согласна съехать с квартиры, если он даст обязательство взять назад жалобу о хулиганстве!

Полицейский приглашает меня.