По волнам жизни. Том 2

Токарский прочитал и свой ответ:

– Со Стратоновым никаких неприятностей у меня не было. Ручаюсь, что их не будет и в дальнейшем.

3. Мозаика

Кузьма Прутков

Уже упоминалось о составе моих муромских сослуживцев. В большинстве – безотрадная некультурность и моральная неряшливость. Коробила и действительная неряшливость.

Не мог я переносить, что за барьером, где публика не видит, каждый день заводится свинство: весь пол около конторок забросан окурками, порванными бумажками и всем мусором, которым место в сорных корзинах, стоявших, однако, пустыми.

Как бы это вывести? Обращаюсь во всеуслышание к одному из чиновников, что постарше:

– Читали ли вы когда-нибудь Кузьму Пруткова?

Смутился:

– Кузьму Пру-пруткова. Да… Нет… Не помню… Да, читал!

Он это имя услышал впервые.

– Если читали, так помните значит, что он говорит о чиновниках, которые сорят вокруг себя?

– Нет… Не помню!

Вокруг нас столпились все чиновники.

– Он говорит: «Чиновник, сорящий вокруг себя, подобен ребенку, пачкающему на себя в люльке!»

Авторы Кузьмы Пруткова, верно, не ожидали, что этим именем так придется злоупотребить. Но моя импровизация помогла. Перестали сорить, и корзины наполнялись.

Эту же шутку, и всегда с успешным результатом, я повторял впоследствии в Государственном банке и в Твери, и в Ржеве. Никто не сознался, что не знаком с Кузьмою Прутковым.

А. Г. Васильковский

Общение с моей семьей произвело на некоторых сослуживцев громадное впечатление. Они, вероятно, впервые попали в дом, где существуют и другие интересы, кроме карт и водки, и где ко всем одинаковое отношение. Они очень привязались к нам и не только, когда могли, приходили к нам в Муроме, но и по переезде в Тверь часто наезжали, без приглашения, целыми кучами, так что даже стесняли, потому что приезжали на несколько дней и с ночлегом.

Одним из самых усердных посетителей был А. Г. Васильковский. В прежнее время – офицер, он теперь служил инспектором мелкого кредита.

Он был, однако, не вполне нормальный и, как оказалось впоследствии, зараженный социал-демократизмом.

Васильковский был вдовцом и имел детей. Но, пристроив их у родных, надумал опять жениться. Однако:

– Женщины нашего круга слишком испорчены!

Решил избрать себе жену из простого слоя. Высмотрел девицу, сестру местного столяра. Пришел к брату:

– Хочу жениться на вашей сестре!

Посмотрел, подумал столяр… Жених как будто подходящий: был офицером, теперь чиновник, жалованье вполне достаточное. Спрашивает сестру:

– А ты как?

Потупила, как полагается, глаза.

– Я что же… Я согласна.

Дал согласие и брат.

– Только, – торопит Васильковский, – я хотел бы свадьбу поскорее, недели через две.

– Ты можешь? – спрашивает столяр сестру.

Невеста покраснела:

– Я… могу.

Сыграли свадьбу – только в среде «неиспорченного» народа. Родился ребенок.

Увы, несоответствие супругов быстро дало о себе знать. Женщина она была и неплохая, но общих интересов и общего языка стало слишком мало. Васильковский сильно скучал дома, хотя и старался в себе это подавлять. Как-то я пригласил его зайти. Ему в нашей «испорченной» среде так понравилось, что он стал бывать постоянно и без приглашений.

Однако о жене никогда не упоминал. Как будто ее и вовсе не существует.

В общем Васильковский был симпатичен, но бывало нехорошо, когда он опьянеет, а это случалось нередко. Он был несомненным чудаком; например, мечтал:

– Как было бы хорошо, если б мы расходились со службы из банка под звуки военного оркестра.

Жена его произвела на свет второго ребенка и при этом сама умерла. Васильковский остался вдовцом с двумя малыми детьми на руках. Положение было трагичным, но ему удалось опять пристроить детей у родных второй жены.

Когда он наезжал к нам в Тверь, все резче стала выявляться его ненормальность. Мы начали опасаться его посещений и прекратили приглашать. Васильковский это заметил и перестал приезжать.

Вскоре получилось известие, что он снова женился – на маленькой горбунье, служившей в кондитерской. Кажется, и третья жена вскоре умерла и также от родов.

Началась война, и этого больного человека призвали на военную службу… Потом начался большевизм, к которому Васильковский воспылал симпатиями. При революционном хаосе в Муромском отделении чиновники и сторожа сами выбирали себе управляющего. Избран был на этот пост Васильковский, и он пошел на это…

Пышкин и Емельянов

Это были два друга, хотя и сильно между собою различались. Оба были бухгалтерскими чиновниками.

Борис Михайлович Пышкин тогда был скромным молодым человеком, очень заботившимся о самообразовании и чрезвычайно религиозным. Главные его интересы сосредоточивались около церкви, и он с гордостью и удовольствием нес в одной из них обязанности помощника старосты.

Жил он со старушкой матерью и все время раздумывал и советовался с друзьями по вопросу о том, жениться ли ему или нет на одной муромской бойкой и интересной девице, которая, за отсутствием более видных женихов, не прочь была выйти и за банкового чиновника. Все же не решился.