По-восточному

– Вполне, – уверенно сказала я, совсем не уверенная в разумности своих поступков.

«Действительно очень хочется есть, – вторила Даниле авторша. – С утра во рту ни маковой росинки».

«Тебя росинкой не накормишь! И что тебе мешало? Могла бы и перекусить, пока я страдала в парке».

«За кого ты меня принимаешь?» – обиженно спросила она.

«За саму себя», – успокоила я преданную авторшу, заходя вслед за Данилой на уютную веранду Итальянского кафе, заставленную плетеными столиками и креслами.

– Не национальное, но вполне уютное, – сказал Данила, отодвигая для меня кресло. – Казахское могу для вас устроить, если захотите.

«Вот и полезло из него петушиное, мужское!» – сказала я авторше, которая уже млела, беззастенчиво разглядывая Данияра-Данилу.

Увлеченная этим порочным делом, она, кажется, не услышала мою реплику, а я, промычав в сторону Данилы «спасибо», занялась изучением меню, что принес черноволосый парнишка-официант. Пересчет тенге в рубли в попытке понять, насколько дорого или дешево обойдется обед, занял достаточно времени, притом, что в кошельке осталось лишь около трех тысяч. Выбрав блюда с учетом последнего факта, я сделала заказ и постаралась поудобней устроиться в кресле и в пространстве.

Веранда, на которой располагались столики, отделялась от тротуара ярко-зеленым кустарником, напоминающим можжевельник или тую. Дуэт творцов с именами Свет и Тень раскрашивал деревянный пол в жар красного и желтого, чуть охлаждая сиреневым, вырисовывал на нем причудливые узоры, чертил теплые линии на лицах и руках сидящих за столиками людей. Официант принес салат, окрошку и что-то мясное Даниле. Я отказалась от вина, но заказала себе кофе без кофеина и воду, прохладную воду в прозрачном, как слеза, стакане.

«Как он ест, посмотри! Ах, обожаю смотреть, как едят мужчины! А он ест, как настоящий мужчина!» – запела авторша, у которой, видимо, от жары, стрессов и голода совсем снесло крышу.

Я упрямо молчала, стараясь не обращать внимания на брачную песнь новоявленной акынши, ела чудесно ледяную окрошку и наслаждалась моментом. Живите настоящим, люди!

Наступившее жующее молчание первым нарушил Данила, задав дежурный вопрос: как долго я собираюсь пробыть в Алматы в частности и в Казахстане вообще.

– Если это не секрет от назойливых попутчиков, – добавил он,

– Секрета, собственно, никакого нет, – пространно начала я, пытаясь выстроить стенку «никогда-не-разговаривай-с-незнакомцами» в пику растекшейся в лужицу авторше.

– Приехала в гости к родным, так что меня здесь ждут и очень нетерпеливо, – расплывчато продолжила я.

Я слукавила, о моем приезде отец сообщил допотопной телеграммой, и я не знала, добралась ли телеграмма до адресата, и будут ли мне рады родственники. Более того, я терялась в догадках, отчего отец и его сестра так долго не встречались, ограничиваясь поздравительными открытками на Новый год – то ли причиной была какая-то давняя ссора, то ли они были слишком заняты своими собственными проблемами, то ли оба не очень любили писать письма. А сейчас у меня имелся лишь адрес, который, судя по открыткам, не менялся уже много лет.

– Понятно, – ответил Данила и, отпив золотистого пенистого пива, поинтересовался:

– Какие у вас планы на сегодня?

До чего же он настырный, и ведь не скажешь: отстань, сама разберусь со своими планами. Теперь я по гроб жизни ему обязана, придется быть корректной и благодарной!

«И что в этом плохого – быть благодарной? – спросила авторша. – Тем более, такому мужчине?»

«Приди в себя, маньячка, ты же первая протестовала против любовного романа, а теперь втюрилась в этого Данилу, как последняя героиня дурного опуса! Что ты в нем нашла? Парень, как парень, да к тому же совершенно непонятный и подозрительный!»

«Непонятность и подозрительность придают ему особый шарм! – заявила авторша, уткнувшись подбородком в ладони и не отрывая глаз от Данияра – тот махнул рукой, подзывая официанта. – Какой жест! Какие глаза!»