По высочайшему велению

– У нас, конечно, уйма времени, но, право слово, лень перечислять мотивы, они у каждого имелись свои. Можно было бы дождаться отставки господина Столыпина, к тому и шло, но не все желали ждать. Павел Григорьевич Курлов, например, очень хотел, чтобы новый глава у правительства появился уже сразу после киевских торжеств. Поскольку старому не нравилось, как господин генерал-лейтенант Курлов распоряжается подотчетными ему казенными средствами. Что вы так смотрите? У Павла Григорьевича молодая супруга, это, знаете ли, удовольствие не из дешевых.

– То есть все из-за денег?

– Ну не упрощайте, конечно, не все. Некие люди во дворце – не те, о которых мы договорились не упоминать всуе, – были недовольны, что покойный Петр Аркадьевич никак не освободит пост министра внутренних дел. Им бы очень хотелось видеть там того самого генерала Курлова: он и так-то довольно сговорчивый господин, а в свете своих «малых» прегрешений и вовсе стал бы ручным. Думаю, что и станет. Ну и само собой, не стоило Петру Аркадьевичу – упокой Господь его душу – ссориться с Распутиным и уж тем более высылать того из столицы.

– Ну а вам-то что за нужда?

– Дорогой мой, видно, что вы отличный сыщик, но совсем никудышный политик. Полковник Спиридович с удовольствием примет благодарности и генерала Курлова, и обитателей дворца, и его хозяев.

– И вы из этих побуждений обрекли отчизну на гибель? Из-за жажды званий и должностей?!

– Бросьте вы, Владимир Гаврилович. Я не верю в роль личности в современной истории. Если России суждено остаться великой, она будет такой и без Столыпина. А коль судьба ей утонуть в пучине времен, то никакого масштаба правитель не сумеет ее спасти. Неужто вы верите, что, не будь Бонапарта, не нашлось бы другого такого выскочки? Может, годом или десятилетием позже, но он бы появился, он продукт истории, а не творец ее. Кстати, уж откровенность за откровенность: как вы вообще на меня вышли?

– Не я. Свиридов, Александр Павлович, мой помощник.

– Как? Он же…

– Что «он же»? Что с моим помощником? Где он?

– Боюсь, что вам придется подыскивать себе нового помощника, – задумчиво пробормотал Спиридович. – Но тут виноваты дрожащие руки Богрова. Был шанс, что Столыпин выкарабкается, и тогда ваш Санчо Пансо стал бы опасен. Если б убийца был точнее, Александр Павлович находился бы сейчас рядом с вами. Хотя вряд ли…

– Что это означает?

– А то, что вы с вашим острым чувством справедливости не стали бы держать подле себя ренегата. Это ведь он доносил о ваших успехах фон Коттену. Признайтесь, вы же подозревали его?

Но вид у Филиппова был настолько ошарашенный, что Александр Иванович сочувственно замолчал. Владимир Гаврилович налил себе воды, выпил, а остатки плеснул себе на лицо. Долго утирался тем самым платком, ранее служившим ему маской. Спиридович догадался, что и сейчас Филиппов пытается спрятать за этим белым куском батиста свои эмоции, вернуть лицу спокойное выражение.

– Значит, у него были на то причины, – глухо произнес Филиппов. – Во всяком случае, вас он вычислил и весточку мне сумел передать.

– Как же? Не таитесь, чего уж теперь.

– Я встречал Александра Павловича на вокзале. Когда увидел, что его нет, обыскал купе. Вот что нашел.

Он достал из кармана маленькую зеленую книжечку.

– До генерала Курлова Свиридов, конечно, не успел додуматься, но версию о вашем участии записал. И вы ее подтвердили.

Снова повисла пауза.

– Ну все, Владимир Гаврилович, – первым прервал ее Александр Иванович. – Согласитесь, нет никакой нужды меня здесь больше удерживать. Я вам не опасен по той простой причине, что вы совершенно неопасны ни мне, ни моим… компаньонам. Можете хоть прямо отсюда отправляться к господину Трусевичу – ваши знания никому не причинят вреда. И дайте мне наконец обуться, ногам холодно. Еще не хватало сейчас умереть от воспаления легких. Какого черта вы вообще меня разули?

– Хотел посмотреть на каблуки, – сиплым голосом, лишенным всякой интонации, ответил Филиппов. – Это же вы убили тринадцатого августа на Лиговке Матвея Лобова, филера из Охранного? След не совпадает, но очень уж характерно у вас набойки стоптаны.

– Догадываюсь, о ком вы, хоть имени и не знаю. Но я в жизни своей никого никогда не убивал. Способствовал, случалось, но сам не пробовал. А тринадцатого я уже был в Киеве, могу доказать. Так что – увы, это дело рук какого-то другого подручного господина Коттена. Развязывайте ваши путы, коллега.

Владимир Гаврилович, до этого отрешенно смотревший на белый платок в своих руках, вздрогнул, медленно поднял глаза на связанного собеседника и оценивающе сощурился. В задумчивом взгляде его видна была идущая внутри борьба. С минуту он неотрывно смотрел на сидящего напротив Спиридовича, затем, видно, приняв какое-то решение, заговорил.

– Мы не коллеги, господин полковник. – Голос Филиппова не дрожал, был абсолютно спокоен. – Вы охранник, а я – защитник. Вы охраняете определенный круг людей, а я, уж простите мне этот пафос, защищаю закон. В том числе и от таких, как вы, и от тех, кого вы охраняете.