По высшему классу

— Послушайте, я хоть еще не взрослая, но понимаю, что вы это не всерьез.

— Конечно, но девяносто девять процентов моих знакомых восприняли бы это именно так, — задумчиво произнесла Билли.

Она вдруг осознала, что с того момента, как Джиджи проснулась, она перестала думать о ссоре с Вито, их первой ссоре. И необходимость рассказать ему о ребенке тоже отошла на второй план. Все ее внимание теперь было приковано к Джиджи. Эта девочка, такая честная и умная, притягивала ее.

— Знаешь, Джиджи, а почему бы нам не посидеть здесь еще немного и не поговорить?

— О чем?

— О твоих планах на будущее. Когда вчера ты села в самолет и прилетела сюда, то сделала это потому, что инстинктивно хотела быть с отцом. И это естественно: ведь он единственный близкий тебе человек. Вряд ли ты думала о том, что будет дальше. Я права?

— Я знала, что должна сообщить ему. Даже не помню, о чем я думала в самолете… только о том, чтобы добраться сюда.

— Но теперь ты здесь, и он знает. А ты подумала, как жить дальше?

— Вообще-то нет, — Джиджи покачала головой, удивляясь, что под влиянием новых впечатлений мысли о будущем так легко вылетели у нее из головы. — Я просто действовала автоматически. Может быть, если вы не возражаете, я могла бы провести здесь несколько дней, а потом вернусь домой. Позанимаюсь и быстро наверстаю пропущенное в школе. Если хоть что-то соображаешь, это нетрудно. А дальше… скорее всего, буду жить у Химмелей. Жена господина Химме-ля — бывшая артистка, а он режиссер. Их дочери примерно моего возраста, и все мы очень дружны. Пока не исполнится восемнадцать лет, мне хватит и алиментов, но к тому времени я уже окончу школу и устроюсь работать помощником повара. Могу даже походить в школу летом, на следующий год добавлю еще несколько предметов и в семнадцать с половиной уже получу аттестат.

— А что, если ты не вернешься в Нью-Йорк?

— Как это?

— Что, если ты останешься с нами? Будешь у нас жить и здесь же ходить в школу?

Джиджи не могла вымолвить ни слова. С тех пор, как она приехала к Билли, все, что она видела и делала, было сном, который не имел ничего общего с реальной жизнью, которую она знала. Алиса, оказавшись в Стране чудес, не осталась там, и Дороти также вернулась домой из Страны Оз.

— Джиджи, но ведь это же разумно! — воскликнула Билли. — У тебя есть отец, нельзя же вот так взять и уехать жить к чужим людям, если у тебя есть прекрасный отец. Уверена, что он даже и слушать не захочет об этом. — Увидев, что выражение лица Джиджи не изменилось, она предприняла новую атаку, вложив в голос всю убедительность, на которую была способна: — И потом, у тебя скоро будет братик или сестренка. Вчера ты говорила, что всегда мечтала иметь братика или сестренку. Ты полюбишь Калифорнию, хоть это и не Нью-Йорк, и ты можешь учиться французской кухне у моего повара и…

— Но… — Да как же сказать Билли, соображала Джиджи, что она не хочет быть нахлебницей, потребительницей? Она догадывалась, что «Зеркала» принесут Вито немалые деньги, и, может быть, когда-нибудь он позовет ее, но сейчас он живет на деньги Билли, это очевидно. Ее мать не раз говорила с ней о том, как богата новая папина жена, но Джиджи не могла себе даже представить, что в реальности стоит за цифрами, о которых пишут в газетах и журналах. Да и никто не мог бы.

— Но что?

— Все это… вы так… великодушны, просто невероятно, но ведь это так много… наверное, вы даже не понимаете, как это много… другого слова я подобрать не могу. — Джиджи запнулась. Но она понимала, что должна высказать все, что думала. — Ваша жизнь… ваши сады, постели, простыни! Даже то, как вы разговариваете с парикмахерами… Я хочу сказать, что просто выпадаю из всего этого, ведь верно? Я нью-йоркский ребенок, рабочая пчела, и это окружение — для меня чужой мир.

— Великодушна! — Билли повторила главное и единственное слово Джиджи, которое имело для нее значение. Она не зря жила двадцать один год бедной родственницей, испытывая ежедневно это ненавистное чувство — о, как это было больно! — зависимость от чужого великодушия. — Чепуха! Великодушие здесь ни при чем. Это нормально, Джиджи, абсолютно нормально, что ты приехала и теперь останешься жить с нами! И обещаю тебе: ты привыкнешь, ведь это только пригород, пусть и роскошный, и все дети здесь ходят в нормальную школу, как в Нью-Йорке… — Билли замолчала, представив себе молодежь школы в Беверли-Хиллз, известную своей избалованностью. Но тут же вздохнула с облегчением, вспомнив, что живет не в Беверли-Хиллз, так что Джиджи не обязательно учиться там.

— Билли, ваша идея… — Джиджи соображала, что бы еще такое возразить. — Мне придется совершенно изменить жизнь. Как я могу решиться на это?

— Твоя жизнь изменилась после того, как умерла мама, — тихо сказала Билли. — Она была твоей семьей. Теперь ты приехала к отцу, и потом… ну, послушай, я тоже не посторонний человек, все-таки я твоя злая мачеха.

— А я — забитая падчерица? — Не удержавшись, Джиджи прыснула.

— Серьезно, Джиджи, получается, что так. Ты же не будешь отрицать, что жена твоего отца приходится тебе мачехой?