По высшему классу

Но сейчас с каждой милей, уходившей под колеса ее авто, она словно въезжала в незнакомый, пугающий мир взрослой жизни. Каждый взгляд, брошенный искоса на строгий профиль Квентина, заставлял руки ее плотнее сжимать руль, и сама она чувствовала себя тверже, увереннее — и взрослее. Он — мужчина, а она — женщина, отдавалось в ушах Джиджи, она стала ею в тот самый момент, когда сказала ему, что не умеет гот товить. Но из всей этой восхитительной кучи вранья, которую она успела наплести Квентину, одно было правдой — Джиджи не жалела никогда ни о чем. И, поняв, как надежно была все эти годы защищена, никакого желания вернуться назад она не испытывала.

Поздоровавшись с привратником, Джиджи миновала длинный и плавный въезд и вскоре уже ставила машину в гараж; в доме, насколько подсказывала ей интуиция, все спали. Осторожным движением она открыла входную дверь, чувствуя, что слегка дрожит от волнения при мысли о задуманном.

— А разве на ночь дверь не запирается? — спросил Квентин.

— Нет, кругом ведь охранники. Вы потом к ним привыкнете.

— Да, но вот мне бы добраться до комнаты… Без Берго я определенно здесь потеряюсь.

— Я провожу, никаких проблем. Но сначала предлагаю осмотреть мою — она стоит того, это еще одна местная достопримечательность, вроде «Пинка».

— А, понимаю — это как пробраться тайком в спальню королевы в Букингемском дворце.

— Если судить по тому, что я о ней слышала, в моей спальне куда уютней.

Джиджи уверенно пробиралась по темному дому, ведя Квентина вверх по лестнице. В прошлом году ее спальню отделали заново и расширили, убрав стену соседней комнаты — так что она превратилась в настоящую квартиру, с просторной гостиной, небольшой кухней и гардеробной, обставленными с тем сочетанием блеска и роскоши, при помощи которого Билли собиралась соблазнить Джиджи поступить все-таки в Лос-Анджелесский университет и прожить годы студенчества дома.

— Настоящий… Голливуд, — в восхищении вымолвил Квентин, когда она провела его внутрь, к piece de resistance — самой большой кровати, которую он когда-либо видел, завешенной с потолка несметным количеством светло-зеленого, розового и белого шелка; сама императрица Екатерина Великая вполне могла бы пользоваться ею в качестве походного шатра.

— Так и было задумано. Выпить что-нибудь хочешь?

— Нет, спасибо.

— А как насчет поцелуя?

— О да, пожалуйста.

Джиджи потянулась к нему и, обхватив его шею руками, быстро и горячо поцеловала в подбородок.

— Ну, я пойду к себе, — решительно качнув головой, сказал Квентин.

— Торопишься?

— Джиджи…

—Да?

— Я никак не пойму, чего ты хочешь? Ищешь новых знакомств ради очередного уникального опыта?

— Именно! — Джиджи с облегчением рассмеялась — наконец он перехватил инициативу из ее неопытных рук. — Но только если ты тоже хочешь. Это не входит в твои обязанности.

— Джиджи, игра словами — опасное дело!

— У тебя ровно пять секунд на решение, — сообщила Джиджи, сжимая за спиной кулаки и затаив дыхание в страхе и нетерпении.

— Ах, Голливуд…

Квентин Браунинг сдался. Через секунду он уже держал ее в объятиях, легонько приподнимая и подталкивая к кровати. Он снова и снова целовал ее податливые, приоткрытые в улыбке торжества губы, передвигаясь все ниже, пока она расстегивала рубашку и высвобождала маленькую упруго-розовую юную грудь. Требуя большего, нежели поцелуи, как бы восхитительны они ни были, Джиджи потянула его за волосы, вынуждая оторваться от ее губ и склониться ниже, к подрагивающей груди. Взяв ее в руки, она приложила набухшие острые соски к его рту, словно заставляя укусить их. «Подожди», — задыхаясь, простонал он, но Джиджи, не слушая, стягивала поспешно джинсы и трусики, в то время как губы Квентина трудились над ее сосками, словно проверяя, насколько еще могут потемнеть и разбухнуть эти ярко-розовые лепестки. «Ах ты, сластена, — шептал он, охватывая взглядом ее обнаженное тело, — ты маленькая ненасытная сластена, ты…» Быстро, как только мог, он сбросил одежду. Обхватив его руками, она прижалась всей плотью к его обнаженному естеству — так, будто кожа ее горела и только прохлада его кожи могла остудить этот жар, — покрывая его поцелуями везде, куда только могли достать ее жаждущие влажные губы.

— Подожди, — уже приказал он, отводя ее руки так, чтобы видеть все ее тело — глубокий изгиб талии, плавные линии бедер, нежную округлость живота и манящую тайну темного мыска под ним.

Джиджи зажмурилась изо всех сил, задыхаясь и вздрагивая от нетерпения, не зная, как освободиться от его изучающего взгляда, пока древний инстинкт не воспламенил ее бедра и их ритмичные движения не пробудили в нем страсть, перед которой меркло всякое любопытство.