По заданию губчека

— Рядышком, версты не будет, — высоким бабьим голосом сказал старик. — Прямо к станции выйдете, — махнул он рукой.

— А кто там — белые или красные? — уточнил Бусыгин.

— Нетути белых, в шею выгнали, — простодушно ответил старик.

И точно — когда они, где перебежками, где ползком, приблизились к железнодорожному полотну, то увидели на нем воинский эшелон. На одном из вагонов аршинными кривыми буквами было выведено: «Бей белую контру!»

В открытых дверях стояли, сидели, свесив ноги в обмотках, солдаты в новеньких зеленых гимнастерках. Это были красноармейцы архангельского военкома Геккера, которые вышвырнут из Заволжья офицерские отряды.

Не сговариваясь, Перхуров и Бусыгин повернули на восток, бросили отряд на произвол судьбы.

Так полковник Перхуров совершил еще одну измену, не последнюю в своей жизни…

9. Казань

Возле Костромы полковник послал штабс-капитана, одетого в полувоенную форму, в город.

Бусыгин вернулся с губернской газетой, из нее узнали то, о чем уже догадывались, — мятеж в Ярославле подавлен.

На газету большими кусками нарезали три фунта дешевой колбасы, располовинили каравай хлеба. Ели и не могли насытиться.

Потом Перхуров переоделся в приобретенное Бусыгиным гражданское платье — узенькие чиновничьи штаны, серый заношенный пиджак. В этом наряде и с саквояжем полковник стал похож на бежавшего с деньгами кассира.

За Костромой угнали двухвесельный ялик. Плыли по ночам, прижимаясь к берегу, днями отсыпались в прибрежных кустах. Уже не переставая лили дожди, с течением спорил встречный ветер, оба веслами до крови стерли ладони.

За Васильсурском встретили рыбаков, от них узнали: дальше плыть нельзя — впереди стоят сторожевые пароходы и всех заворачивают, некоторых даже арестовывают.

У тех же рыбаков обменяли лодку на еду и котелок, пошли пешком. Двигались левым берегом, в нескольких верстах от Волги. Однажды увидели в лесу рабочих, занятых укладкой бревен, затаились в кустах. Из разговоров услышали — Казань кем-то взята, вроде бы чехами.

Рабочие по виду — из бывших офицеров, но подойти к ним Перхуров побоялся. Начал остерегаться даже верного Бусыгина — на ночь клал саквояж под голову, спал с наганом в руке.

Перед самой Казанью их окружили чешские солдаты, загомонили непонятно, угрожающе размахивая короткоствольными винтовками.

— Свои! — воскликнул Перхуров и перекрестился.

Но, когда солдаты попытались из его рук вырвать саквояж, он стал отбиваться со свирепостью. Вмешался офицер, немного понимавший по-русски. С трудом «главноначальствующему» удалось объяснить, кто он, вместе с Бусыгиным их отправили в штаб.

Отоспавшись, весь следующий день Перхуров бегал по магазинам и барахолкам, пытаясь, подыскать что-нибудь похожее на форменную одежду. С рук удалось купить почти новый офицерский френч с аккуратно заштопанной дыркой. Ее полковник разглядел только у себя в номере и мысленно обматерил татарина-перекупщика. Перхуров догадался: хозяин френча сам рассчитался с жизнью — штопка находилась точно напротив сердца.

Вечером бывший «главноначальствующий» встретился с бывшим руководителем разгромленного «Союза защиты Родины и свободы» в номере гостиницы «Болгар».

Вид у Савинкова был угрюмо-сосредоточенный, в глазах нездоровый блеск, голос охрипший и раздраженный. По случаю встречи он выставил бутылку коньяку и часто прикладывался к ней.

— Если бы не изменил большевикам командующий Восточным фронтом Муравьев — не видать бы нам Казани. Город взяли полковник Каппель и чешский поручик Швец. А формально власть у самарской Учредилки — Комитета членов Учредительного собрания, — рассказывал Савинков. — Короче говоря, полная неразбериха. Не успел появиться здесь, как ко мне приставили шпика. И не поймешь, на кого он работает, — на чехов, на Каппеля или на Учредилку.

Перхуров спросил, насколько надежна оборона города.

— Долго нам здесь не удержаться.

— Неужели дела обстоят так плохо?

— Судите сами. Рядом, в Свияжске, штаб красных. Каппель пытался атаковать его, но безуспешно. Романовский мост через Волгу также не удалось взять. Вот так-то, полковник. Здесь находится основная часть золотого запаса России, свыше миллиарда рублей. Потихоньку начали отправлять его в Самару и Уфу… Рабочие бунтуют, крестьяне из Народной армии бегут, тюрьма «Плетени» набита битком, а толку никакого. Учредиловцы, как крысы в бочке, грызутся между собой за портфели, за деньги…

Слушая Савинкова, полковник все больше хмурился, теребил бороду.

— А чехи? Какую роль в наших событиях играют они?

— Чехи не могут разобраться, что же делается в России, на кого опереться. У них одна задача — прорваться к Владивостоку, а оттуда во Францию и по домам. Сейчас у меня все надежды на Колчака и союзников. Только эти две силы — одна с востока, другая с севера — способны по-настоящему бороться с большевиками. А при такой расстановке значение поволжских городов огромно. Как вы упустили Ярославль?! — не удержался от упрека Савинков, глотнул из рюмки коньяку.