По законам Дикого поля

– Басурмане, – обомлел Максим. Он быстро оценил ситуацию, поднял тревогу и стал разворачивать запряженный рыдван. – Орда! Дружина, лови коня! Прасковья, сынки, в рыдван!

Максим принял точное решение. Четырьмя выстрелами можно было и рассеять нападавших. Сделать по второму выстрелу табунщики не успевали по времени. На зарядку кремневого ружья через дуло с помощью шомпола у обычного стрелка без специальных приспособлений уходило не меньше минуты. Но если выстрелы не очень точны и нападавшие числом поболее и упорны, то в чистом поле пешим против конных устоять очень трудно.

Максим вскочил в рыдван. Он стоял в телеге на узкой перечине и нахлестывал лошадь кнутом. Сзади, похватав ружья, косу и вилы, уселись мать семейства и два сына. Они едва держались в открытом, несущемся, подпрыгивающем рыдване.

Третий Максимов сын снял путы с коня и скакал верхами. Несколько поотстал, но догонял повозку. Приближались и кочевники.

Максим так нахлестывал лошадь, что она ошалело неслась, не разбирая дороги, через низкий кустарник, вымоины и кочки.

Защиту мог дать только овраг. В северной части Дикого поля много глубоких оврагов. Иные из них тянулись на десятки верст и имели по нескольку боковых отростков с каждой стороны.

Овраги служили хорошей защитой от хищных кочевников. Они примечательны густыми зарослями. Там, где топор переселенца не истребил заросли в поисках топлива и бревен для строительства, где скот не потравил кустарник, овраги служили надежным убежищем. Вдоль них шли степные дороги.

Осокорь, карагач, ветла, вяз, колючая дикая груша и вишня, мелкий колючий кустарник чилиги, торна, шиповника и боярышника, заплетенные плетями хмеля и дикого винограда, создавали непролазный зеленый туннель, нырнув в который можно уходить – продираться и влево, и вправо или в боковые отростки. Здесь всегда сумрачно, сыро. На дне оврага, на глубине четырех-десяти саженей, как правило, звенел ручей, питаемый родниками.

В оврагах гнездовало много птиц. По кручам паслись дикие козы, встречались лисы и кабаны, даже лесным великанам медведям полюбились овраги.

На крутых склонах легче дать и открытый бой превосходящему числом противнику. Спешившийся кочевник без коня и лука терял две трети своей силы. Против сабли пехотинца даже малообученные, но крупные и крепкие крестьяне уверенно противостояли ордынцам. Копье, вилы и увесистая дубина в сильных мужицких руках становились грозным оружием.

В северных сырых лесных районах деревни ставили на гривах[15]. Зато южнее, в лесостепных и степных местах многие деревни поставлены в скрытых низинах, куда не вели дороги. Деревни ставили в балках, возле оврагов и даже в самих оврагах. Овраги укрывали от врагов. Потому овраги полюбились переселенцам, которых часто называли овражными людьми.

Кочевники боялись засады овражных людей и зачастую не рисковали даже сунуться в заросли. Отступали.

Ордынцы настигли рыдван на подходе к оврагу. Калачевы стреляли из ружей. Попасть даже в крупную цель из прыгающей повозки оказалось очень трудно. Лишь один всадник на подстреленной лошади рухнул на землю и покатился. Зато оглушительные выстрелы, вспышки и пороховой дым несколько рассеяли непривычных киргизских лошадей.

Но три всадника оказались совсем близко от рыдвана. Табунщики отбивались от них вилами и прикладами ружей.

Передний ордынец уже тянулся саблей к Максиму. Но тот почувствовал опасность и, полуобернувшись, уверенной рукой сделал взмах кнутовищем. Плетеный ремень волнообразно изогнулся и произвел оглушительный щелчок, точно выстрел раздался; его конец ожег лицо кочевника. Следующим резким взмахом кнута Максим захлестнул поднятую руку второго ордынца и выдернул его из седла. В умелых руках и кнут серьезное оружие. В селеньях табунщиков ребятня с детства упражнялась захлестывать вертикальные колья и горизонтальные сучья деревьев. Можно было видеть, как маленькая кроха, лет четырех-пяти, игрушечным кнутом старается подражать взрослым, произвести щелчок резким взмахом. Взрослые пастухи и табунщики, догнав верхами в степи волка, забивали его кнутами насмерть.

В Диком поле табунщики пользовались в работе и скрученной веревкой – арканом, и, по примеру азиатских кочевников, петлей на шесте для ловли овец в период стрижки. Но самым главным орудием они признавали только кнут. Уважаемый табунщик и пастух не позволял себе портить скот ударом кнута. Достаточно взмаха кнута и оглушительного щелчка – и стадо разворачивалось в нужную сторону.

Но против сабли кнут имеет только одно преимущество, он длиннее. Зато кнут мог быть срезан как стебель камыша. Неизвестно, чем бы закончилась схватка, но отца выручил Дружина.

Как только рассеявшиеся на короткие мгновенья ордынцы стали снова приближаться к летящему рыдвану, Дружина, скакавший сбоку, наискосок прошел перед преследователями, раскручивая кистень. Он привел их в замешательство и увел за собой часть преследователей.