По законам гламура

«Интересно, — подумала я, заворачиваясь в большое махровое полотенце, — а мне горничная будет, как в европейских отелях, каждый день постельное белье с полотенцами менять? — И тут меня осенило: — Черт! Я же с Ниной не поговорила! — А потом я вовсе застыла, как столб. — Мама родная! Да как же мне это раньше в голову не пришло! У нее же мать больна раком! Вот на этом-то ее и взяли! На лекарствах! Когда у человека родная мать болеет, так он на все пойдет! А все отравления были медикаментозными и произошли как раз в ее смену! Значит, это точно она!» Выскочив из ванной, я быстро оделась, вышла из номера и направилась к комнате дежурной.

— Что? Не спится? — встретила она меня вопросом.

— Да, дел хватает! — согласилась я и спросила: — Где мне Нину найти?

— Так она опять к матери убежала, — ответила дежурная, а потом почему-то шепотом, хотя вокруг никого не было, добавила: — Она вообще-то частенько на ночь убегает. А мне что? Уборки-то ночью никакой нет. А у нее дома дел невпроворот! Только уж вы…

— Поняла, я никому ничего не скажу! — заверила я дежурную. — Как она вернется, пришлите ее ко мне. Поговорить мне с ней надо.

— Так она только утром вернется, где-то в полседьмого, — сообщила дежурная.

— Значит, тогда и пришлете! — настойчиво сказала я и пошла к себе.

Вернувшись, я снова надела халат и села в кресло, чтобы допить кофе, а заодно и покурить на ночь. Вдруг один из мониторов ожил, и я чуть кофе не пролила: дверь в комнату Михаила приоткрылась, высунулась его голова, он огляделся и потом тихонько вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. А уж когда я увидела его крадущимся к двери Серебровой, то не выдержала и фыркнула. Дверь люкса открыла Вероника, и Михаил проскользнул внутрь, после чего дверь закрылась. Представив себе рядом в постели Тамару Николаевну и Михаила, я с отвращением поежилась, но потом вспомнила слова Светлова: «Не судите, да не судимы будете!» — и уже спокойно допила кофе. Решив узнать, чего мне ждать дальше, я бросила гадальные кости, и мне выпало: 4 + 36 + 17. Это значило, что, несмотря на трудности, мои дела пойдут так, как надо. «Хорошо бы!» — вздохнула я и легла спать. 

Четверг

Разбудил меня очень осторожный стук в дверь. Взглянув на часы, я поначалу возмутилась, но потом поняла, что это Нина, накинула халат и открыла дверь. Нина оказалась симпатичной, но бесконечно уставшей женщиной лет тридцати, с потухшим взглядом и натруженными руками.

— Вы хотели со мной о чем-то поговорить? — тихо спросила она.

— Да! Проходите, пожалуйста, — пригласила я ее. — Садитесь в кресло! — предложила я. Нина, осторожно присев, вопросительно посмотрела на меня. — Нина! — начала я. — Мне сказали, что у вас тяжело больна мать.

— Да, — кивнула она.

— Наверное, ей постоянно нужно обезболивающее? — В ответ Нина снова кивнула. — Но того, что вы получаете по рецептам, конечно, уже не хватает? — Нина испуганно на меня уставилась. — Да или нет? — спросила я и по тому, как она опустила глаза, поняла, что права. — Значит, не хватает, и вам приходится где-то его доставать. Где?

Нина молчала.

— Тогда я сама скажу! К вам обратился какой-то человек и предложил снабжать вас обезболивающим для матери, если вы согласитесь ему помогать. И просьбы его были на первый взгляд совсем безобидные: добавлять что-то в продукты из пайка, который Антонина Ивановна развозит по номерам. Скорее всего он давал вам уже наполненный чем-то шприц и говорил, кому именно и во что именно нужно впрыснуть эту жидкость. Виктору вы впрыснули слабительное в йогурт, Марине — рвотное в пирожное, а Анатолию — непонятную гадость в «Виту». Так?

Пока я говорила, Нина смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а когда я закончила, гневно воскликнула:

— Вы с ума сошли?! Или вы всех по себе судите? Да эти ребятишки ко мне со всей душой отнеслись. Посочувствовали мне! Помогать начали! А я им в ответ такую подлость сделаю? Да как у вас язык-то повернулся мне такое сказать?

— То есть вы утверждаете, что ничего подобного не было? — недоверчиво спросила я.

— Конечно, не было! — выпалила Нина. — Никогда в жизни никому подлостей не делала и впредь не собираюсь! Да вы сами подумайте, какая нормальная женщина на такое пойдет, с двумя дочками и больной матерью на руках? А вдруг там отрава смертельная? А как поймают и посадят? Куда дети отправятся? В детдом? А мать? Оставить ее на руках чужих людей умирать? Ну уж нет! Я своим близким такого не желаю! — распаляясь, почти кричала Нина. — Я еще и сама в состоянии матери на лекарства заработать!

— Наркотики покупаете? — тихо спросила я.

Нина с трудом сглотнула и промолчала.

— Да не нужны мне от вас никакие имена, адреса и пароли! — заверила я ее. — Скажите только: да или нет!

— Да! — тихо выговорила Нина и, посмотрев мне прямо в глаза, спросила: — А вы знаете, что это такое, когда самый родной на свете человек, твоя мама, от боли червяком изворачивается и хрипит, потому что кричать уже не может — голос сорвала. А ты смотришь на нее и ничего не можешь сделать? Вы знаете, что это такое?

— Нет, — опустив глаза, тихо ответила я.