- Спасибо тебе. Я никогда и не представляла, что меня могут предать самые родные самые близкие люди. То, что ты видишь - это не страшнее того, что у меня внутри. Я прошу тебя, сделай мою фотографию с другого телефона. Купи для этого специальную симку, которую сразу же выбросишь, после того, как отправишь снимок отцу.
- Я всё сделаю, Николь, только ты пообещай мне, что выживешь, не сломаешься. Я не хочу потерять тебя.
- Я обязательно выживу, и обещаю тебе, что обязательно отомщу тем, кто сделал это со мной.
Николь отдала подруге свою карту и сказала снять с неё все деньги, как можно быстрее и как можно дальше от дома, и постараться не засветиться на камеру банкомата. Предупредила, что все покупки подруга должна сделать только наличными.
- У меня есть карта моего друга, он специально оставил её, чтобы я следила за квартирой, за оплатой. А насчёт банкомата не беспокойся, замотаюсь так, что меня никто не узнает, и смотреть буду только вниз, нас этому с детства учат.
Наима, как и обещала, привезла много еды, в основном той, которая могла храниться долгое время, разные лекарства для обработки кожи и слизистых, свечи, таблетки и спреи. Купила телефон, одежду и кроссовки, как просила её Николь. Снятая сумма с карты подруги, позволяла не экономить. Они тепло простились, зная, что очень долгое время не только не увидятся, но и не услышат друг друга.
После ухода Наимы Николь даже не смогла толком помыться, вода обжигала тело невыносимой болью. Не могла лечь в постель, чувствуя, что от боли потеряет сознание, поэтому спала сидя на коленях около кровати, упёршись лбом в матрас. Все последующие дни почти ничего не ела, если не считать жидкого бульона от заваренной кипятком лапши с овощами. Пила лекарства и просто заливала себя с ног до головы обезболивающей и ранозаживляющей пеной из баллончиков. Большую часть времени стояла голая за шторой у окна, глядя на мир, в оставшуюся прорезь между двумя полотнами.
Николь благодарила судьбу, что ещё до всего этого ужаса, словно на репетицию её украл и привёз в свой дом аль Каид. Её взгляд равнодушно скользил по людям и машинам, но он мгновенно менялся, теплел, когда разжимая плотно сжатый кулак, Николь смотрела на маленькую золотую лисичку, которая улыбалась её и мило тянулась к её лицу своей чёрной пипкой на удлинённом рыжем носике. Казалось, что этот зверёк давал ей сил жить, отвлекал от боли, затопившей тело и душу, напоминая о ласках незнакомого араба, о первом мужчине, которого так щедро подарила её судьба. «Если бы не он, если бы он тогда не согласился стать для меня первым, как бы я всё это пережила?» - в который раз задавала себе вопрос Николь и снова, как самое дорогое сокровище сжимала в кулаке маленького рыжего зверька. Иногда она представляла, что тот араб имени которого она так и не узнала и теперь уже не узнает никогда, даря её лисичку сам не ведая того, вложил в неживого зверька малюсенький, совсем малюсенький кусочек своего горячего сердца и Николь чувствовало, как оно тихонько бьётся, заставляя её саму дышать. Каждый раз она облегчённо вздыхала, понимая, что могла потерять сумочку, когда её тащили из ресторана или забыть в доме того садиста, но по счастью сумочка осталась с ней и лисичка не понятным образом согревала своим оранжевым теплом.
Прошли дни, дни наполненные болью и душевными терзаниями. Николь бросало из стороны в сторону, от ненависти к мужику до обвинения себя, от злости на отца до полной апатии и не желании жить. Когда боль немного отпустила и раны стали подживать, Николь начала мыться под лёгким душем, только после этих водных процедур, включив посильнее напор воды в кране, чтобы ничего не было слышно, сидела на коленях, уткнувшись лбом в холодный бортик ванны и выла, а потом опустошённая долго сидела не шевелясь. Постепенно эмоции улеглись. Яркие краски лета, которые всегда бушевали в душе Николь, поникли окончательно, мир стал унылым и серым, похожим на промозглую безликую позднюю осень.
Глава 11