Если Егор и надеялся, что мать, решившая провести с единственным сыном новогодние каникулы, позабудет былые распри, задвинет в дальний угол собственные претензии, то как только она вышла из поезда, надежда улетучилась как дым.
Виктория была не в духе.
Ей не так повезло с попутчиками, как когда-то ее сыну. Компанию всю дорогу ей составляла мамаша с двумя чадами лет шести-семи. Попутчица имела собственное мнение о воспитании детей: заставляла их читать вслух, декламировать стихи, причем до самой ночи, а когда дети шалили, вопила громовым голосом.
– Тише, вы что, не видите, люди спят! – заорала она над ухом Виктории.
Та, уже начинавшая подремывать, подскочила на своей полке, ударилась о складной столик и злобно посмотрела на попутчицу.
Добродетельная мамаша и ухом не повела.
Так продолжалось трое суток. К концу путешествия Виктория ненавидела всех детей на свете скопом и каждого в отдельности. И всерьез думала, что если бы Господь вообще не создавал их, жить было бы куда легче…
А что? Люди бы размножались почкованием, делением или каким другим безболезненным методом – красота! Отпочковался, бросил усик на другую грядку – и все, отмучился…
Все лучше, чем переться из морозного, заиндевевшего по самые брови шпилей, уютного Новосибирска в слякотную грязную Москву.
Обида и раздражение захлестнули ее с новой силой, когда она увидела сына.
Нет, конечно, в первые минуты была радость, но потом, когда Егор катил к машине ее чемодан, Виктория нервно поджала губы.
Сыночек не выглядел забитым, несчастным и неухоженным. На нем была дорогая кургузая курточка, слишком тонкая даже для Москвы, столь же явно говорившая, что ее обладатель приехал на машине, сколько о том, что куплена она не на блошином рынке. От сыночка шибало дорогим парфюмом, его черные ухоженные волосы стриг хороший парикмахер. А когда Виктория увидела машину – агрессивного хищнорылого зверя с таинственной надписью «Инфинити» на лоснящейся черным лаком заднице, – она окончательно поняла: сын никогда не вернется домой. Ему хорошо тут, рядом с папашей, купившим любовь кровиночки дорогими подарками!
Она же сыну не нужна…
– Мам, ты голодная, наверное? – заботливо осведомился Егор. – В такую рань ничего не работает еще, разве что «Макдоналдс». Купим тебе поесть?
– Не надо, – излишне резко ответила Виктория, а потом испугалась, увидев, как дернулись брови сына, совсем как у его проклятого папаши, перед мгновенной, ослепляющей вспышкой гнева и раздражения.
– Я не очень хочу есть, перед выходом из поезда доела все, что брала с собой. Да и эти фастфуды очень вредны для здоровья…
– Да ну, брось, – рассмеялся Егор. – От них никто еще не умирал, если не питаться этим ежедневно, конечно.
Она помолчала и нашла новый повод для нотации:
– Нам следовало взять такси, я не одобряю, что ты сам водишь по таким дорогам. Это очень опасно…
Егор снова дернул бровями и слегка поджал губы.
Опасный знак!
Виктория опомнилась.
– Знаешь, я так устала, – мягко сказала она. – Дорога была ужасная. Кажется, за три ночи я ни разу не смогла как следует поспать.
– Чего ж самолетом не полетела? – спросил Егор.
Виктория напряглась. Голос сына был сырым и холодным, с царапающими горло льдинками. Надо вести себя сдержаннее, иначе домой она вернется уже завтра.
Причем самолетом.
– Я боюсь летать, ты же знаешь. А эта Алла, какая она? Расскажи мне…
Сын поплыл, купившись, как маленький ребенок на конфету, и взахлеб начал рассказывать о своей подружке, которую Виктория уже ненавидела. Для нее Алла была еще одним грузилом, удерживающим сына вдали от нее. Виктория откинулась на спинку кресла, слишком мягкого и комфортного, чтобы подогреть ее злость, и слушала сына.
Чтобы не дать волю нарастающему гневу, Виктория уставилась в боковое окно, по которому рикошетом бились снежинки, оставляя длинные мокрые полосы.
«Нет, – думала она, – сам он из этого сладкого ада не уйдет. Отец не отпустит, да и кто по доброй воле отказывается от красивой жизни? Значит, придется заставить его. Но как? Рассказать все?..»
Виктория искоса посмотрела на сына, и тот, случайно повернувшись к матери, перехватил этот взгляд, не суливший ничего доброго.
Егор поперхнулся словом и замолчал, сдвинув брови на самой переносице, но Виктория уже не стала отвлекать его беседой, сознательно взращивая в себе агрессию и злость, собираясь вооружиться ими, как взрывчаткой. Ведь ей придется иметь дело с грозным соперником, которому тоже есть что противопоставить безрассудному воину, вышедшему в одиночку против хорошо вооруженной армии!