По закону – привет почтальону

Была весна, листву деревья гнали —
Как спирт, – и пьяной набережной вдоль
Одни канальи шли, одни канальи,
Походкой сладкой, как морская соль.

Умом нельзя – за что он Маньку любит?
Нельзя аршином это обрести.
Ни на какой язык такие глуби,
Такую мистику нельзя перевести —

Умрут слова и станут местом общим,
Наш опыт жизни непереводим,
Но мы – канальи! – никогда не ропщем
И на других без зависти глядим.

Катайся, песня, весело скандаля,
Катайся в лодке парня моего:
«Люблю я Маньку, эх, она – каналья,
Люблю её – и больше никого!»

КРАСИВАЯ ЖИЗНЬ

В этом жестоком транспорте, где никто не уступит место
Ни старику, ни старухе, ни безногому инвалиду,
Ни беременной жизни, чья плоть вздыхает, как тесто, —
На обиженных возят воду, и глупо копить обиду.

Я пробираюсь к выходу и уплощаюсь в давке,
Мне ещё ехать и ехать, остановка моя далеко,
Но я точно отсюда вырвусь, я – не бабочка на булавке,
Я – пешком, я расправлю лапки – так весело и легко,

По воздуху путешествуя не в мимолетящем транспорте,
Где злоба так жизнерадостна и так беспощадна сила,
Которая так торопится!.. Да живите сто лет и здравствуйте,
Но я – пешком, я – по воздуху, жить я люблю красиво!..

В этой красивой жизни так легко уступаю, так весело,
Место жестокой силе и жизнерадостной злобе,
Которые так торопятся, что превратятся в месиво —
Обе!

И напоследок увидят прелесть красивой жизни,
Которая путешествует так весело и легко —
Всеми крылышками и лапками по воздушной своей отчизне,
Этой прелести остановка – далеко ещё, далеко!..

И, кружкой кофе начиная день
В мирах, где качка ритма – как в вагоне,
Я вижу мной ограбленную тень,
Чья кружка кофе греет мне ладони.

И утешает только перевод
С испанского, из дивного поэта,
Который сам – такой же идиот
И шлёт привет, с того взирая света,

И, олуху небесного царя,
Ему я кофе наливаю кружку,
И пузырём – в окне моём заря,
Опилки снега, ветер гонит стружку,

И строки начинаются на И,
Чья ткань соединительная дышит,
Как жабры архаической любви
На глубине, где нас никто не слышит.