По замкнутому кругу

— У меня где-то завалялись презервативы… кажется. Если у них срок годности не закончился, — Данил низко и как-то растерянно хохотнул. И вдруг стиснул ее так, что косточки Даны захрустели!

Приподнял ее, таким же макаром, как она, избавился от своих кроссовок. И шагнул вглубь этой квартиры, держа Дану на руках.

— Хочешь кофе? — прошептал, уже буквально заглатывая ее губы, на ходу расстегивая кофту, стягивая с нее, и с каким-то невыразимым, но таким явным трепетом обхватил уже обнаженную талию Даны широкими, горячими ладонями, заставив все тело полыхать.

Его возбужденный пах в ее бедра уперся. И так душно в миг! Но хорошо больше!.. Чувствует твердый член, который в тело вдавливается, слышит, как у обоих сердца в груди грохочут! В голове стучит звоном.

— Потом… с сырниками, что остались, — рассмеялась также нервно и возбужденно ему в рот она, сама не позволяя прервать поцелуй. Точно не собиралась время терять!

И тут же запрокинула голову, низко застонав, когда губы Дана добрались до ее уха, прикусив мочку, проложили вниз, по шее к ключице, дорожку из жадных, давящих поцелуев, почти укусов. Задрожала. Словно метил ее, за все те годы, что порознь были, пытался отыграться!

— Дан! — она простонала вновь, не в силах совладать с этой крупной дрожью, что тело сотрясала. — Данил! — будто звала куда-то.

Ноги подламывались! И еще хотелось самой до каждой его клеточки дотянуться губами и зубами, таких же меток и засосов на нем наставить…

— Знаешь, о чем я всегда жалела? — хрипло прошептала, задохнувшись, когда он зубами царапнул уже твердый сосок (лифчик она после бассейна так и не надела), скользнула своими руками вниз, быстро, горя их общей лихорадкой, расстегивая его джинсы.

— О чем, красавица моя любимая? — тем же шершавым голосом отозвался мужчина, точно одурманенный ее отзывчивостью.

Подрагивающие от вожделения и страсти пальцы Даны крепко обхватили его тяжелый и напряженный член, уже налитой, твердый, пульсирующий, к ней рвущийся, освобожденный от преграды ткани.

— О том, что так и не решилась тогда, страшно было, не справилась с этими страхами… И тебя не переубедила, настойчивей себя не вела в школе. Что отдала это решение в твои руки… Что не ты стал моим первым по итогу… Моим единственным мужчиной… Всегда только тебя представляла, кончая, как бы там ни было, — тихо, но очень внятно прошептала ему на ухо то, что всегда ее тайной являлось. — Только о тебе мечтала…

Он на мгновение замер. Даже дышать перестал. А потом медленно, едва-едва отстранился, заглянув в ее глаза взором, полыхнувшим кобальтовой дугой искр! Глухо застонал сквозь зубы! И вдруг на нее обрушился буквально!

Будто Дана сорвала нечто с Данила этим признанием! Некий тонкий цивилизованный налет! То, что помогало ему веселье, уважительное, но не жгучее тепло с самого утра между ними поддерживать. Сгорело все в полыхнувшем пламени!

А вместо этого ощутила под своими руками биение пульса натурального дикаря! Алчного, неуступчивого, хищного, заполучившего в свои руки добычу, о которой столько мечтал! И добычей этой была Дана, без всякого сомнения!

Он даже не сказал ничего в ответ на это признание. Но слова и не нужны были после такого взгляда. Да и вся его реакция… Слова не выразили бы и половины того, что руки, губы, все тело Данила ей сказало! Этот стон-рык!

Мужчина вновь подхватил ее на мгновение, приподнял над собой, ртом оставив влажный и жаркий след на груди, прикусил кожу над ребрами. И щекотно, и страстно! И терпеть сил нет, и вырваться ни за что не подумает даже!

— Прости меня! — только и выдохнул едва слышно.

А потом опустил ее на тот самый ковер, на колени, опрокинул спиной на кровать, стаскивая брюки Даны с бельем скопом. От своих избавлялся дёрганными движениями, не желая от Даны отрываться, а она ему помогала, пока губы Данила по ее телу укусы-метки оставляли.

— Давно уже за это простила, — так же тихо отозвалась.

Рваное дыхание; тихие, но надрывные стоны, кажется, идущие из самой душы; невнятный и малопонятный шепот, лишь для них имеющий свой, тайный смысл — вот и все, что тишину комнаты теперь нарушало.

Пока Данил ее не перевернул на живот, не развел ее бедра руками, которые от страсти и трепета дрожали, подхватил Дану под ягодицы и, медленно прижавшись налитой головкой члена к самому чувствительному сейчас уголку ее тела, не начал проталкиваться толчок за толчком внутрь… Черт! Словно и правда впервые! И она снова будто девственница… В голове и душе все обнулив. Как же мучительно-сладко это было!

В этот момент одна его рука легла ей на щеку, заставив Дану повернуться. И Данил впился поцелуем в ее распахнутый рот, продолжая давить бедрами, погружаясь уже сильнее, агрессивней с каждым толчком, жадно… но без боли. Похоже, просто сдержаться не мог!

— Дани-и-и-и-л! — простонала невнятно ему в рот, потому что мужчина губы Даны припечатал своими, целуя. Не было сил сдерживаться, вся ему покорена, перед ним распахнута!

— Моя!!! — с восторгом, будто и не хотел ничего иного, кроме ее стонов слушать, гортанно сам простонал в ее ухо, легко укусив.