– Постойте… сейчас вспомню… У него борода, усы… Он носит очки, старенькие, в металлической оправе, обмотанные тряпочкой на переносье… И еще глаза… добрые-добрые… Вот фамилию я забыла…
– Фамилию мы легко установим.
– Да-а-а! Как же? – удивилась она.
– Думаю, что на почте сохранилась копия перевода в Невьянск.
– Да! Вспомнила! Глеб никогда не видал Аркадия Борисовича без перчаток. Даже в гостинице, ночью…
– Странно. Глеб Матвеевич не интересовался, почему?
– Аркадий Борисович сказал, что у него на нервной почве экзема рук. Это выглядит ужасно, и вот он… в перчатках.
– Повторите, пожалуйста, что вам сказал Глеб Матвеевич второго августа вечером, когда забежал в библиотеку.
– Он сказал: «Знаешь, приехал Аркадий Борисович! У него какая-то большая неприятность, просит помочь, поехать с ним. Воспользуюсь тремя днями отгула, поеду». Я ему говорю: «Ты так рассчитывал на эти три дня, ты хотел поработать над диссертацией…» – «Знаю, – перебил он меня, – я не могу отказать товарищу, когда он во мне нуждается!» И ушел…
– Глеб Матвеевич не рассказывал вам, о чем они говорили с Аркадием Борисовичем? Они же пять дней прожили вместе.
– Нет. Глеб сказал, что он человек большой культуры, и ему непонятно, почему Аркадий Борисович занимается заготовкой кедрового ореха… Что с ним можно говорить о чем угодно.
– Опишите подробнее слоника из яшмы.
– Ой! Неужели вы его найдете? Вы знаете, как Глеб сожалел о пропаже слоника! «Вот, говорил, пропало мое счастье!» Хотите, я вам его нарисую? Я хорошо рисую. – Она взяла лист бумаги и села за маленькое дамское бюро. Рисуя, она поясняла: – Размером пять на восемь сантиметров… Яшма серая, но слева, на бедре задней ноги, – зеленоватая… Бивни выточены из кости, они пожелтели от времени… Глаза непропорционально большие, зрачки гранатовые… Вот, смотрите. – Она положила передо мной рисунок, выполненный хотя и не профессионально, но с хорошим чувством формы.
Здесь же, на листке, я записал приметы.
– Еще одна просьба: фотография Глеба Якуничева у вас есть?
– Есть… – Она очень неохотно достала из ящика бюро снимок и, не выпуская из рук, показала.
– Вы не хотите, чтобы я прочел надпись на обороте? – спросил я.
– Да, не хочу. Это написано мне… Только мне! Понимаете… – Она замолчала, видимо подбирая слова, которые наиболее полно выразили бы ее мысль.
– Мне нужна эта фотография на три дня. Даю вам честное слово офицера, что я не стану читать надпись.
– Зачем она вам?
– Надо сделать копию, после чего я верну вам ее в запечатанном конверте.
– Вы даете слово офицера… – сказала она в раздумье.
– Да, слово офицера, – повторил я.
– Хорошо, берите ее…
Положив в бумажник фотографию Якуничева, я спросил:
– Разрешите, Глаша, обращаться к вам по мере надобности?
– Если это будет необходимо…
Она проводила меня до двери, в нерешительности остановилась и сказала:
– Глеб с дороги прислал письмо, просил никому не показывать… Вдруг оно вам поможет…
Девушка открыла бюро и достала конверт, на котором, кроме адреса, я прочел торопливо написанную строчку: «Нашедшего прошу опустить в ящик!»
Волнуясь, я вынул письмо.
– Как же такое письмо вы от меня скрыли? – не удержался я.
– Глеб просил никому не показывать…
– «Не показывать»! Да разве можно скрывать такое письмо!..
На улице, за углом, в «газике» дожидался капитан Гаев.
– На коне? – спросил Гаев, как только водитель включил скорость.
– Вернее, на слоне! – мрачно сказал я. – На слоне из яшмы!
– Что-то непонятно, Федор Степанович…
– Вот управишься, приедешь в Свердловск, будешь посвящен во все детали. Стрыгин здесь один? – спросил я, как только мы поднялись в кабинет.
– У него два человека. Толковые, с техническим образованием.
– Где он сейчас?
– На станции Зеленая Падь. Стрыгин считает, что среди работников станции и жителей поселка могут быть люди, видевшие Якуничева и с ним неизвестного.
– Мысль правильная, но нельзя ограничиваться Зеленой Падью. Уточнив день отъезда Якуничева, следует охватить поиском и станцию Верхнеславянск, рабочий поселок, железнодорожную бригаду и пассажиров поезда. Включайся в эту работу и ты, Николай Алексеевич. Шире используйте милицию. Кроме того, на почте найди копию денежного перевода в Невьянск, отправленного Якуничевым во второй половине марта, и документ о возвращении перевода за ненахождением адресата. Адрес, имя, отчество и фамилию получателя сообщи мне сегодня же по телефону.
Я очень спешил, водитель чувствовал это и выжимал из машины все, на что она была способна. Если бы Ксения взглянула на спидометр «газика», Вася Машков получил бы хорошую взбучку.
Мне все время казалось, что за время моего отсутствия произошло что-то значительное, и предчувствие меня не обмануло.